Медленные пули - Аластер Рейнольдс

– Я чувствую себя как всегда. Только лучше, будто меня вывернули наизнанку и как следует помыли.

– На это мы и рассчитывали.

– Можно я кое-что спрошу?

Пришелец мигнул располагающим оттенком розового.

– Ты можешь спрашивать о чем угодно.

– Кто вы? Что вы здесь делаете? Почему прилетели сейчас?

– Мы – Сущность. Мы прилетели, желая сохранить и возродить, что возможно. Мы прилетели сейчас, потому что не могли прилететь раньше.

– Но совпадение… прилетели сейчас, после того как мы столько ждали… прилетели сейчас, как раз после того, как мы самоуничтожились. Почему вы не могли прилететь раньше и помешать нам все испортить?

– Мы прилетели так быстро, как смогли. Как только мы поймали электромагнитное излучение вашей культуры… мы отправились в путь.

– Какое расстояние вы преодолели?

– Больше двухсот ваших световых лет. Наш корабль движется очень быстро, но не быстрее света. Прошло больше четырехсот лет с тех пор, как мы поймали радиосигналы и узнали о вас.

– Нет, – возразил Ренфру, качая головой. Как пришельцы могли сделать столь глупую ошибку? – Это невозможно. Радио изобрели позже. Телевидение появилось лет сто назад, радио на двадцать или тридцать лет раньше… но не четыреста лет. Вы не могли поймать наши сигналы.

Пришелец принял успокаивающий бирюзовый оттенок.

– Ты ошибаешься, но это вполне естественно. Ты был мертв дольше, чем ты думаешь.

– Нет, – тупо произнес он.

– Это так. Разумеется, ты не помнишь того, что случилось за это время.

– Но база выглядит точно такой же, какой я ее оставил.

– Твой дом мы тоже починили. Если хочешь, мы вернем ему прежний вид.

Ренфру ощутил, что начинает принимать случившееся, осознавать, что пришелец говорит правду.

– Если вы вернули меня…

– Да, – произнес пришелец, побуждая его продолжать.

– А остальные? Как же остальные люди, которые умерли здесь, – Соловьева и другие до нее? Все люди, которые умерли на Земле?

– На Земле не осталось форм, которые можно возродить. Мы можем показать тебе, если хочешь… но нам кажется, что это будет неприятным зрелищем.

– Почему?

– Мы уже пробовали. Гибель жизни всегда расстраивает, даже таких механистических существ, как мы. Особенно после столь долгой и беспрерывной эволюции.

– Гибель жизни?

– Вымерло не только человечество. Вирус, который погубил ваш вид, был способен изменяться. Со временем он поглотил все формы жизни на планете. Остался только он: вечно пожирающий самое себя, бесконечно реплицирующийся.

Для Ренфру это не стало огромным ударом. Он уже смирился с тем, что человечество исчезло и он никогда не увидит Землю. Не требовалось больших усилий для принятия того факта, что утрачена и сама Земля вместе со сложной системой жизни.

Но и радости это ему не доставило.

– Ладно, – нерешительно сказал он. – А как же люди, которых я похоронил здесь?

Ренфру понял, что пришелец выражает сожаление. Его грани стали темно-оранжевыми.

– Образцы не подлежали восстановлению. Их похоронили в гробах вместе с влагой и микроорганизмами. Время довершило остальное. Да, мы пытались… но материала для работы не осталось.

– Я тоже умер здесь. Почему со мной все иначе?

– Ты находился в холодном и сухом месте. Для нас это имело решающее значение.

Выходит, он мумифицировался, испекся под безжалостным стерилизующим солнцем, вместо того чтобы сгнить в земле со своими друзьями. Он провел под марсианским солнцем почти триста лет… Как он выглядел, когда его достали из остатков скафандра? Выбеленный, перекрученный, перевитый узловатыми остатками мышц и тканей. Его можно было бы принять за кусок плавника, будь на Марсе плавник.

Все это было удивительно и жутко, почти невыносимо. Он остался последним живым человеком, затем умер, а теперь стал первым человеком, которого воскресили пришельцы.

Первым и, возможно, последним: он чувствовал, что даже кажущиеся божественными силы Сущности ограниченны. Пришельцы вынуждены подчиняться указаниям Вселенной в отношении того, что возможно и что нет, точно так же как человечество, или пыль, или атомы.

– Зачем? – спросил он.

Охристый импульс сигнализировал о замешательстве пришельца.

– Зачем что?

– Зачем вы вернули меня к жизни? Почему я вам интересен?

Пришелец обдумал его слова, переливаясь разнообразными оттенками, от оранжевого до ярко-алого. Следом и остальные пришельцы приняли тот же цвет, один за другим.

– Мы помогаем, – сказал вожак Ренфру. – Это то, что мы делаем. То, что мы делали всегда. Мы – Сущность.

Он вернулся на базу и попытался заниматься привычными делами, как будто никакой Сущности не было. И все же пришельцы постоянно виднелись за окном. Подкрался вечер, и они стали ярче и ближе, точно собрали дневной свет и теперь излучали его, немного изменив свои очертания. Он закрыл ставни, предусмотренные на случай бури, но это не помогло. Он не сомневался, что корабль по-прежнему балансирует в вышине, нависает над базой, словно охраняет его жизнь, ставшую бесконечно драгоценной.

Привычные занятия Ренфру утратили всякий смысл. Пришельцы не просто возвратили базу в состояние, предшествовавшее аварии багги. Они устранили все повреждения, накопившиеся со времен гибели человечества, и теперь системы базы функционировали лучше, чем за все время после ее возведения. Какими бы бессмысленными ни были рутинные обходы, они придавали его жизни структуру, которой больше не существовало. Ренфру чувствовал себя белкой, из чьей клетки убрали колесо.

Он отправился в рекреационный зал и включил систему. Все функционировало в соответствии с замыслом проектировщиков. Наверное, пришельцы починили его имплантат или, по крайней мере, не стали удалять. И все же, прокрутив множество вариантов, он обнаружил: с пианистом что-то случилось.

Тот по-прежнему был здесь – теперь Ренфру даже знал его имя, – но товарищ, которого он помнил, исчез. Теперь пианист вел себя, как все прочие искусственные личности. Ренфру по-прежнему мог говорить с ним, и пианист по-прежнему мог отвечать, но их разговоры стали совсем другими. Пианист принимал заявки, шутил, но и только. Если Ренфру пытался поговорить о чем-нибудь, кроме музыки, если он пытался втянуть пианиста в спор о космологии или квантовой механике, в ответ тот лишь смотрел на него вежливо, но озадаченно. И чем больше Ренфру упорствовал, тем меньше осознанности оказывалось в сгенерированном имплантатом лице. Перед ним был лишь призрачный обрывок развлекательной системы.

Ренфру знал, что пришельцы не «починили» пианиста в том смысле, в каком починили остальную базу. Но, прибыв, они разрушили – намеренно или нет – иллюзию дружеского общения. Возможно, они исправили какое-то завихрение в мозгах Ренфру, когда собирали его заново. А может, сам факт их прибытия заставил его подсознание отбросить умственный костыль.