Медленные пули - Аластер Рейнольдс

Он знал, что это ничего не значит. Пианиста не существовало в реальности. Сожалеть о его отсутствии нелепо – все равно что оплакивать смерть того, кого видел во сне. Он придумал пианиста; на самом деле его товарища никогда не было.

И все же он чувствовал, что потерял друга.

– Прости, – сказал он, глядя в вежливое, но озадаченное лицо. – Ты был прав, а я ошибался. Мне следовало оставить все как есть. Зря я тебя не послушал.

Повисла неловкая пауза, затем пианист улыбнулся и поднес пальцы к клавиатуре.

– Сыграть что-нибудь?

– Да, – сказал Ренфру. – Сыграй «Rocket Man». В память о былых временах.

Он впустил Сущность в базу «Фарсида». Кристаллические формы вскоре были повсюду. Они распространялись и приумножались в безумном вихре радужных цветов, превращая унылые интерьеры в таинственные гроты, освещенные волшебными фонарями. Удивительно красиво и волнующе. Ренфру хотелось плакать при мысли, что никто больше этого не увидит.

– Но все можно изменить, – сказал ему вожак. – Мы прежде не говорили об этом, но ты можешь обдумать кое-какие варианты.

– Например?

– Мы восстановили тебя и сделали немного моложе, чем до несчастного случая. Попутно мы много узнали о вашей биологии. Мы не можем возродить Землю или вернуть к жизни твоих товарищей на Марсе, но мы можем дать тебе других людей.

– Я не понимаю.

– Мы без труда создадим тебе новых товарищей. Вырастим их в ускоренном темпе или остановим твое старение на то время, пока дети растут.

– А что потом?

– Ты сможешь с ними скрещиваться, если захочешь. Мы исправим любые генетические аномалии.

Ренфру улыбнулся:

– Марс – неподходящее место, чтобы растить детей. По крайней мере, так мне когда-то сказал один друг.

– Но теперь есть только Марс. Из-за этого что-то меняется? Мы можем создать обитаемую зону на Земле и пересадить тебя туда.

Они обращались с ним как с растением, невероятно редкой и нежной орхидеей.

– А я замечу разницу?

– Мы можем отрегулировать твои органы чувств таким образом, что Земля будет казаться прежней. Или исправить твои воспоминания в соответствии с нынешними условиями.

– Почему вы просто не можете вернуть все, как было? Несомненно, вы легко справитесь с вышедшим из-под контроля вирусом.

Пришелец стал пронзительно-синим. Ренфру уже знал, что этот оттенок означает вежливый упрек.

– Это против наших правил. Вышедший из-под контроля вирус стал самостоятельной формой жизни с огромным потенциалом. Уничтожить его – все равно что стерилизовать твою планету в те времена, когда твои собственные одноклеточные предки пытались закрепиться на ней.

– Для вас настолько важна жизнь?

– Жизнь бесценна. Возможно, нужен машинный интеллект, чтобы это понимать.

Пронзительно-синий цвет сменился на успокоительный оливково-зеленый.

– Учитывая, что мы не можем вернуть Землю в прежнее состояние, возможно, ты передумаешь и примешь наше предложение насчет товарищей?

– Не сейчас, – ответил он.

– Быть может, позже?

– Я не знаю. Я очень долго был один. Возможно, лучше ничего не менять.

– Ты много лет мечтал об обществе. Почему ты отвергаешь его теперь?

– Потому что… – Ренфру запнулся, сознавая, что пришелец не может его понять. – Когда я был один, я проводил много времени в раздумьях. Я ступил на этот путь и не уверен, что прошел его до конца. Мне еще многое нужно уложить в голове. А вот когда я закончу…

– Возможно, мы поможем тебе с этим.

– Поможете мне понять Вселенную? Поможете мне понять, что означает быть последним живым человеком? Или даже последним мыслящим существом во Вселенной?

– Это не первый случай. Мы – очень древняя культура. В наших странствиях мы встречали множество других видов. Одни уже вымерли, другие изменились до неузнаваемости. Но многие были заняты такими же поисками, как ты. Мы наблюдали и время от времени вмешивались, чтобы помочь им понять. Мы будем искренне рады оказать тебе подобную помощь. Если мы не можем дать тебе товарищей, позволь хотя бы поделиться с тобой мудростью.

– Я хочу достичь понимания пространства и времени и моего места в них.

– Путь к истинному пониманию полон опасностей.

– Я готов. Я уже сделал много для этого.

– Тогда мы поможем. Но это долгий путь, Ренфру. Это долгий путь, и ты едва ступил на него.

– Я хочу пройти его до конца.

– Ты перестанешь быть человеком задолго до того, как приблизишься к концу. Такова цена понимания пространства и времени.

По шее Ренфру пробежал предостерегающий холодок. Пришелец предупреждает его не просто так. В своих странствиях он мог видеть много страшного.

И все же он сказал:

– Я согласен на все. Начинай. Я готов.

– Сейчас?

– Сейчас. Но прежде чем мы начнем… не зови меня больше Ренфру.

– Ты хочешь взять другое имя, чтобы обозначить новый этап своих поисков?

– С этой минуты меня зовут Джон. Называй меня так.

– Просто Джон?

Он торжественно кивнул:

– Просто Джон.

Сущность что-то сделала с Джоном.

Пока он спал, пришельцы изменили его разум: наводнили своими крошечными кристаллическими аватарами, чудесным образом переставив нейроны местами. Проснувшись, он по-прежнему чувствовал себя самим собой, нес тот же груз воспоминаний и эмоций, с которым отходил ко сну. Но внезапно он обрел способность понимать идеи, которые всего несколько часов назад казались непреодолимо сложными. Перед аварией он пробовал на ощупь теорию суперструн, подобно тому как путешественник ищет проход через коварную горную гряду. Он так и не нашел легкого пути, так и не смог покорить лежавшие перед ним головокружительные вершины, но чудом очутился на другой стороне, и дорога сквозь препятствие оказалась до обидного простой. За теорией суперструн лежала объединенная территория М-теории, но и ее он вскоре покорил. Джон наслаждался открывшимся ему пониманием.

Он все больше начинал думать в терминах комнаты, пол которой – абсолютная истина о Вселенной: откуда она взялась, как устроена, что означает быть мыслящим существом в этой Вселенной. Но этот пол был очень похож на ковер, поверх которого лежали еще ковры, один на другом – несовершенные подобия самого нижнего слоя. Каждый слой мог выглядеть убедительно, мог десятилетиями или веками выдерживать любые искания, не выдавая своего изъяна, но рано или поздно таковой обнаруживался. Стоило потянуть за крошечную торчащую нитку – например, расхождение между наблюдением и теорией, – как вся ткань слоя расползалась на части. Подобные революции отличались тем, что к моменту их наступления следующий слой уже проглядывал. Лишь последний ковер, сам пол, не будет содержать логических нестыковок, нитей, за которые его можно распустить.