Всю ночь напролет - Конни Брокуэй

Она надела другую туфлю и поднялась с места.

— И когда он вернется?

— Он ничего об этом не говорил. — Теперь ее собеседник уже не скрывал своего раздражения. — На вашем месте я бы не стал его ждать. Так можно прождать большую часть жизни.

Стало быть, Джек ее покинул. Впрочем, чего еще она от него хотела?

— Войдите.

Дверная ручка повернулась, и в комнату бочком вошел Гриффин, неся в руках поднос, уставленный всевозможной снедью. Здесь было душистое печенье, горшочек с медом, аппетитно пахнувшие ломтики бекона, жареные почки, пара яиц всмятку и кофейный прибор. У ног шотландца вдруг что-то промелькнуло.

Это была та самая серая кошечка из парка. Джек в конце концов все же приютил ее у себя. Вид маленького исхудалого животного наполнил душу Энн необъяснимой радостью.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она, когда кошечка дерзнула с обреченным видом к ней приблизиться и, потеревшись мордашкой о ее юбки, стала виться вокруг ее лодыжек. — Как ее зовут?

— У нее нет имени, — проворчал в ответ Гриффин, поставив поднос на столик у камина. — Просто «кис-кис», и все.

Он пододвинул Энн кресло, и та с удовольствием присела. В последние дни она ела очень мало, и при виде роскошной снеди у нее потекли слюнки. Разломив печенье, Энн намазала его толстым слоем меда и уже успела проглотить половину, как вдруг заметила, что Гриффин по-прежнему стоит рядом, словно немой страж.

Энн положила недоеденное печенье на тарелку.

— Надеюсь, мне позволено выходить из дома?

— Нет, мэм, — бесстрастным тоном отозвался ее собеседник. — Со вчерашнего дня полковник не менял своих распоряжений.

— Полковник… — Она разбила яйцо, и полужидкий желток вытек на середину тарелки.

— Да, мэм. — Даже характерный выговор шотландца не мог скрыть враждебность Гриффина. — Ваш муж то есть.

— Вы ведь не состоите при нем в качестве камердинера или дворецкого, не так ли, Гриффин? — Подхватив ложкой густой золотистый желток, Энн переложила его на блюдце.

— Нет, мэм.

— А где же тогда остальные слуги? — Она поставила блюдце на пол. Серая кошечка тут же выскочила из-под ее юбок и с жадностью набросилась на яйцо, проглотив его с громким чмоканьем в один присест.

Гриффин заложил руки за спину.

— Полковник не держит слуг, кроме горничной и кухарки. Никаких камердинеров. Да они ему и не нужны.

— Почему? — допытывалась она.

— У полковника нет ни собственного особняка, ни экипажей, ни породистых лошадей. Раз уж на то пошло, у него вообще нет ничего, кроме одежды. — Его улыбка выражала холодную любезность. — На этот раз, мэм, вы вышли замуж не за богача.

— Понимаю.

Итак, Джек был беден. Намек Гриффина ее уязвил, хотя она и сама не могла объяснить почему.

— И где же он живет, когда его нет в городе?

— Там, куда его пошлют.

— Пошлют? — эхом отозвалась она. — Куда?

— Туда, где его способности могут найти себе лучшее применение.

Энн протянула было руку за оставшейся половинкой печенья, но передумала. Ей совсем расхотелось есть.

— О каких способностях вы говорите?

Улыбка Гриффина сделалась жесткой.

— Я говорю о заданиях, за которые никто, кроме него, не возьмется, потому что ни у кого больше не хватит на это духа, и которые почти наверняка чреваты для него гибелью.

Энн глубоко вздохнула. Услышанное привело ее в ужас.

— И кто поручает ему эти задания?

— Главным образом Джеймисон, — отозвался ее собеседник равнодушно. Склонившись над подносом, он смахнул салфеткой крошки. — Вы уже кончили, мэм?

Его родной отец? Энн и раньше понимала, что почти ничего не знает о Джеке, но даже представить себе не могла, как мало ей о нем известно.

— Что же это за человек, что заставляет своего сына раз за разом рисковать?

— Настоящее чудовище, мэм. — Гриффин выпрямился, глядя на нее с плохо скрываемым злорадством. — В славную вы вошли семейку, не находите?

— Но почему Джек на это соглашается? — Слова сорвались у нее с языка прежде, чем она успела приказать себе замолчать.

— Да потому, что он человек привычный. Таков уж он есть, вернее, таким его сделал Джеймисон. Он взял к себе мальчишку из работного дома и решил воспитать по своему образу и подобию. — По мере продолжения рассказа хрипотца в голосе Гриффина становилась все заметнее, а выражение, лица делалось все суровее. — Он держал парня в ежовых рукавицах и силой выбивал из его души все доброе и светлое до тех пор, пока тот совсем не ожесточился. А когда детство осталось позади… — Гриффин замолчал, плотно сжав губы, потом продолжил с явной неохотой: — Когда все осталось позади и Джек повзрослел, Джеймисон получил в свое распоряжение идеального бойца против любого противника.

Его слова резкой болью отдались в сердце Энн. Боже милостивый! Бедное дитя. Бедный мальчуган.

— И это еще не самое худшее из того, что сделал с ним Джеймисон.

Энн перевела дух и отрицательно покачала головой, хотя трудно было сказать, к кому относилось это движение — то ли к Гриффину с его откровениями, то ли к Джеймисону.

— Он заставил мальчишку думать, будто тот проклят, обречен гореть в аду уже за одно только свое появление на свет. Когда-то полковник был убежден в этом так же твердо, как мы с вами убеждены в том, что у нас есть твердь под ногами. И я не уверен, что он до сих пор так не думает.

— Но зачем это понадобилось Джеймисону? Как можно так обращаться с собственным сыном?

— Он полагал, что имеет на это право. Когда речь идет о таком человеке, как Джеймисон, искать иные причины нет смысла.

— А почему вы мне об этом рассказываете? — спросила Энн. Ей хотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать больше никаких ужасов. — Почему?

Гриффин не удостоил ее ответом. Он только смерил ее мрачным взглядом, после чего продолжал:

— Полковник отнюдь не такое воплощение зла, как может показаться. Вы знаете, что он когда-то спас жизнь мне и еще четверым моим друзьям? Он готов пожертвовать собой ради людей, которых знать не знает.

Гриффин подошел к Энн поближе. Его взгляд был суровым, но в голосе чувствовалась скрытая теплота.

— Мы все тогда работали на Джеймисона, — продолжал он, — хотя сами об этом не догадывались. Нашей задачей было собирать из первых рук сведения о войсках Наполеона и затем разными путями переправлять их в Лондон. Нас поймали, — при этом воспоминании он невольно поежился, — и лягушатники[23]уже хотели было вздернуть нас, как шпионов. Услышав об этом, Джек предложил им сделку: его жизнь в обмен на наши. — Гриффин улыбнулся. — О, можете мне поверить, они с радостью ухватились за это предложение. Джек Сьюард был для них как бельмо на глазу с самого начала войны. За его голову была назначена награда, достойная коронованной особы.