Пираньи Неаполя - Роберто Савьяно

– Молодец, адвокат!

– “Моэ Шандон” сюда! – закричал Мараджа. – Две бутылки, будем праздновать!

– Парни, наказание отсрочено… это значит, что, если вы опять попадетесь, вам дадут по полной!

– Адвокат, мы теперь неуязвимы. – И они подняли бокалы.

Николас был чем-то озабочен. Не мог усидеть на месте, вставал, ходил туда-сюда, потом взял себе коктейль “Акапулько” – сын адвоката выбрал тему тропической вечеринки, – вышел на танцпол, потанцевал с Летицией, с кем-то поговорил. И все время не спускал глаз со смартфона. Просматривал сообщения в чатах, но его интересовало только одно имя, которое, однако, оставалось внизу списка. Диджей выключил музыку, и зал утонул в ярком свете – настало время речи адвоката Каяццо. Его лицо было покрыто сеткой капилляров, рубашка расстегнута почти до пупка. “Какой он жалкий”, – подумал Николас, но, когда адвокат попросил внимания и зааплодировал сыну, Мараджа поставил свой “Акапулько” и тоже решительно захлопал в ладоши. Адвокат подвинул к панно с изображением индийского короля белое кресло, одно из тех, что стояли в зале. Оскар позаботился, чтобы мебель перетянули белой тканью: по его словам, так надо было для крещения. Каяццо встал на кресло и, пытаясь удержать равновесие, потоптался по обшивке своими замшевыми ботинками.

– Спасибо всем, – сказал он. – Я вижу лица моих друзей, моих клиентов.

– А других, адвокат, здесь быть не может, они на отдыхе… – раздался чей-то голос за спиной у Николаса.

– Да, я сделал все возможное, но мы вернем их обратно! Мы вернем их, потому что я защищаю только невиновных.

Смешки.

– Я рад, что сегодня мы празднуем выпускной моего сына Филиппа, доктора политической глупости.

Смешки.

– Моя дочь Карлотта окончила факульт филокартии и болтологии; а мой старший сын Джан Паоло вообще не хотел учиться и сейчас управляет рестораном в Берлине. Как видите, все они взяли пример с отца: не становитесь таким, как я!

Еще смех. Николас тоже смеялся, а между тем одной рукой поглаживал зад Летиции, другой сжимал в кармане телефон.

– Кстати, Филипп, одно пожелание, – продолжил адвокат. – Сегодня наслаждайся, а быть безработным начнешь с завтрашнего дня!

Взрыв смеха. Тост завершился, можно было продолжать веселиться.

Летиция попыталась утащить Николаса танцевать, ведь диджей поставил “Music is The Power” и она не могла усидеть на месте. Николас хотел отказаться, но Летиция в этот вечер была невозможно хороша в платье с голой спиной. Он обнял ее сзади и лизнул в шею. Она сделала вид, что рассердилась, и быстрыми шагами вышла на середину танцпола в надежде, что Николас последует за ней. Телефон в кармане у Мараджи завибрировал: пришло долгожданное сообщение. Фотография звездного неба и текст: “Небо над моим домом – самое красивое небо в мире”. Николас схватил Летицию сзади и, пока она танцевала, извиваясь всем телом, прошептал:

– Если меня будут искать, скажи, что я в кабинете. Если спросят в кабинете, скажи, что я в туалете. Если кто-то пойдет к тулету, скажи, что я на улице.

– Но зачем? Куда ты собрался? – спросила Летиция, не прекращая танцевать.

– Никуда. Просто все должны думать, что я здесь.

Она смотрела ему вслед, пока он шел к выходу в чередовании ярких вспышек и тьмы, отчего каждое его движение было рваным и непредсказуемым. А потом снова стала танцевать, подняв руки кверху, и на мгновение ей показалось, что на нее кто-то смотрит. Ренатино – с лицом мальчишки, таким же, каким она видела его в последний раз, и мужским телом в армейской униформе. Одно мгновение – и он исчез, и на первых нотах “Single Ladies” она побежала искать Цецилию, чтобы подражать хореографии Бейонсе, и забыла о нем.

На улице Николаса уже ждала машина. Темно-синий “Фиат-Пунто”, каких сотни на любой улице любого города. За рулем был Обезьянодог, он даже не поздоровался, указав Николасу на место пассажира. Они выехали за город. В голове у Николаса еще крутились мелодии дискотеки. И только услышав блеяние, он понял, что оказался в другом мире. Обезьянодог припарковал “Пунто” на обочине и сказал:

– Дай-ка я посмотрю на эту овцу…

Они шли прямиком по полям. Обезьянодог прекрасно ориентировался, смотрел, куда ставит ноги, светя себе телефоном. Потом резко остановился, так что Николас едва не врезался ему в спину.

– Вот она, овца, – сказал Обезьянодог.

Он сидел на низком каменном заборе, который когда-то ограждал территорию покосившегося деревенского дома: стены уже начали обваливаться, а импровизированная железная крыша была прогнута. Спокойно курил и между затяжками болтал с Драго, который стоял рядом и то и дело смотрел в телефон, и каждый раз его кривоватый нос, освещаемый экраном смартфона, резко выделялся в ночной темноте. Перед ними была небольшая яма, от нечего делать они бросали туда отколупанные от стены камешки. Совсем как дети, подумал Николас.

Тот парень рядом с Драго первым заметил Николаса и Обезьянодога. Он повернул голову и сразу все понял. Повернулся теперь уже в другую сторону, ища подтверждения – хотя вряд ли в этом была необходимость – в глазах Драго, но Обезьянодог уже стоял напротив него.

– Сукин сын, забрался ко мне в дом и меня же объедаешь.

– Ты о чем? Я ничего не сделал, ничего, слышь, Обезьяна!

Он все еще сидел на стене и снова повернул голову, потому что Обезьянодог кричал ему прямо в лицо. Николас и Драго преградили ему дорогу справа и слева. Сзади только яма.

– Ничего? Ну, сюда смотри, – не унимался Обезьяна, открыв на своем смартфоне фотографию. – Узнаёшь, кто это? Узнаёшь кто?

Мальчишка попытался оттолкнуть Драго и Николаса, но те схватили его, заломив ему руки за спину. Обезьянодог сунул телефон в задний карман брюк и сделал знак освободить пацана. Погода портилась, облака закрыли луну, не позволив ей освещать эту сцену. Даже овцы перестали блеять. Ночную тишину нарушало лишь дыхание парней и тяжелое дыхание их пленника. Он больше не пытался спорить, это не та ситуация, из которой можно выйти с помощью слов. Обезьянодог приготовился, потоптавшись на неровной земле, и толкнул парня так, что тот упал в яму. Не дожидаясь, пока он поднимется, Обезьяна достал пистолет и выстрелил туда, куда он решил послать первую пулю. В лицо. Но попал в скулу. Такой выстрел обезображивает, заставляет кричать от боли, но не убивает. Мальчишка в яме просил прощения, умолял о пощаде. Захлебывался словами, смешанными с кровью, которая текла в горло, когда он пытался перевести дыхание. Только сейчас Николас заметил на руках Обезьянодога латексные перчатки и инстинктивно вытер ладони о ткань брюк.

– Ты выстрелил мне в лицо! – кричал тот в яме. – Какого черта?

Но Обезьянодог еще не закончил. Одну за другой он всадил в него еще две пули, в колено и в живот. Николас невольно подумал про Тима Рота и Харви Кейтеля[59], и еще о том, как долго может продолжаться это мучение. Сколько крови содержится в человеческом теле? Он попытался вспомнить, сколько, но его мысли прервал последний выстрел Обезьяны. Пуля попала мальчишке прямо в глаз.