Прорыв осады - Игорь Огай

Инка с усилием проглотил вставший в горле комок. Жестко, очень жестко. И слишком, до неприличия прямолинейно. Только в одном случае дипломат может позволить так себя вести, если заранее знает свой ответ. И ответ этот – категорическое отрицание. Так что же – это все? Империя падет только потому, что ее посол на первых же переговорах не сумел… Не настоял… Оказался не готов…

– В уставе Ассамблеи прописаны условия оказания ее членам вооруженной помощи, – пробормотал инка. – Это основа нашей общей безопасности. Вы не можете игнорировать…

– Разумеется, – отозвался атлант. – А еще в уставе прописан нижний порог индекса вероятности, который должен иметь участник Ассамблеи. Вы же понимаете, посол, что мы не можем принимать к себе и обеспечивать безопасность каждой периферийной веточки Древа с прогнозом на время жизни двести-триста лет. Или я ошибаюсь и в случае победы революции вам останется больше?

– Не ошибаетесь. Но восстание не победит!

– Уже почти. А ваш текущий расчетный индекс уже ниже порога.

– Он восстановится! Клянусь Инти, он восстановится сразу, как только…

– Не сразу, а лет через сто, – жестко обрезал Уний. – И тем не менее возникла коллизия, господа: один и тот же пункт устава одновременно предписывает нам как оказать поддержку империи Инка, так и отказать в этой поддержке. Так что вопрос лишь в том, следовать ли нам духу или букве устава? Лично я за букву. Голосуем?

– Мне очень жаль, посол, – тихо сказал слуга Брахмир. – Но я тоже за букву устава. В истории Общины Гиперборейской был один случай, когда цивилизацию спасало отступление от не писанных тогда еще традиций. Но подобные исключения лишь подтверждают правило.

– Я… – начал было инка, едва справляясь с дрожью в голосе. – Я прошу вас, господа… Император уполномочил меня… Любые условия, любые компенсации… после восстановления платежеспособности…

Смарр резко мотнул капюшоном, сделал несколько пассов вокруг головы. И вдруг заговорил не отрывистым шипением – почти по-человечески. И высокорожденный смолк волей-неволей.

– Посол прав, – выговорил ящер. – Ассамблея в опасности. Еще в опасности Атлансия, Гиперборея и даже Смаррь. Потому что в опасности сама Земля. Инки первые, затем Хаос придет к нам.

– Так… – атлант невольно запнулся. Когда смарр начинает говорить о Хаосе, очень трудно сразу понять, всерьез ли. – Так… Постойте, уважаемый. Хаос – ваш главный магический инструмент. И вы говорите, что… Вы уверены?

– Да.

– Почему?

– Я сам впустил на Землю. Я ошибся. Слишком много, чтобы рассосался. Уйдет из Ствола в ветви.

– Но… Но это значит… – господин Уний привстал было, но спохватился и снова уселся на место. – Это значит, что…

Он переглянулся с Брахмиром, и вместе они едва ли не с ужасом уставились на посла инков, как будто именно он принес эту ужасную весть. Сказанное смарром значило, что через несколько месяцев они все окажутся в роли таких же просителей. Будут умолять, сулить любую плату, может быть, даже ползать на коленях. И Смаррь – единственная раса, которая устоит перед Хаосом…

– Мы не устоим, – произнес Карающий факел. – Его требовалось слишком много… В гнездах разложение уже идет. Необходимо устранить носителя.

– И вы знаете, кто носитель?

– Я знаю кто. Я знаю где. Я знаю когда.

– Знаете когда? Почему не прямо сейчас? – уточнил слуга Брахмир, позволив себе проявить нетерпение.

– Нужно, чтобы он осознал сам. Тогда, уничтожив сознание, уничтожим и Хаос.

– Хорошо… – атлант вытер ладонью мокрый лоб. – Хорошо, пусть так. Но тогда хотя бы скажите когда и где?

– Скажет он.

Посол империи вздрогнул, когда когтистый палец лапы смарра уставился ему в грудь.

– Он назовет место и время. Потому что в этот час должен пасть его император.

– Должен?! – вскричал инка, окончательно теряя самообладание. Если уж приговор объявлен смарром…

– …Ес-сли не помеш-шаем, – спокойно добавил Чщахт, снова переходя на свистяще-шипящие. – Вс-се вмес-сте…

Секунду до высокорожденного доходил смысл последних слов ящера. А потом мир вдруг померк перед его глазами, и тело посла грузно осело в кресле. К счастью. Иначе ничто в мире не удержало бы его от окончательной потери лица, ибо в безудержном порыве счастья и благодарности он уже почти готов был кинуться смарру в ноги.

Иркутский борт коснулся взлетной полосы «Домодедова» точно в назначенное расписанием время. Пронизав низкие облака, старенький «Ту» окунулся в дождливую морось и, поднимая за собой водяную пыль, загремел колесами по бетону. Павел с облегчением вздохнул, усилием воли распуская стянутые в тугой узел нервы. Не то чтобы он не доверял искусству экипажа, просто, как ни крути, 134-м место давно уже в музеях, а не на воздушных линиях.

Высокорожденная в соседнем кресле не имела никакого представления о модельном ряде самолетов туполевского КБ, но сомнения испытывала сходные. Подниматься в воздух ей было, конечно, не впервой, и в отличие от гипербореев индеанка не имела против летающей техники никаких предубеждений. Однако техника технике рознь. Одно дело – бороздить стратосферу на папином летателе с гравитационным приводом, и совсем другое – целиком отдаться капризным силам аэродинамики… В общем, когда стремительный пробег лайнера наконец сменился неспешным рулением по дорожкам, Анна постаралась как можно мягче и незаметней высвободить вспотевшую ладонь из грубой руки землянина, в которой совершенно непроизвольно искала поддержки всего несколько минут назад.

Павел, конечно, не заметил: в его планы не входило лишний раз уязвлять гордость горячей укатэ. Однако это легкое движение вдруг породило цунами сомнений и вопросов, так до сих пор не высказанных и не заданных. Просто не до того было. Не нашлось ни времени, ни сил, ни – если уж четно – смелости, чтобы начать такой необходимый разговор…

А когда? Ну вот когда это было делать? Сразу после перестрелки в кратере, пока помогал Анне хоронить отца? Дважды предавшего и дважды поднявшего руку на собственную дочь, но все-таки… Или потом, во время пятнадцатикилометрового броска через лес?.. Да, конечно, парой слов за это время они перекинулись. Узнав о восстании рабов, Павел не слишком удивился. Зато когда Анна призналась, что практически руководила мятежом, он едва не вывихнул ногу на ровном месте. На вопросы о цели своего визита на Землю она упрямо молчала, уведомив лишь, что говорить об этом будет только с Потаповым. А потом, во время спонтанного суточного сплава на срубленных из лучемета и связанных ремнями стволах стало просто не до разговоров. Под вновь опустившейся промозглой сибирской моросью, на голых скользких бревнах, с одной плащ-палаткой на двоих, с оружием, но без единой крошки хлеба… Спасло только одно: река в это время года была уже спокойная. А после…

После была торговля с пьяным лесником на единственном во всем Патомье прибрежном хуторе. За бензин, который он потратит на дорогу до Бодайбо – двести верст в одну сторону. За шмат вяленой оленины, за глоток самогона… «Козел» неимоверно трясло на раскисшей лесовозной дороге, но Анна умудрилась уснуть. Вернее, просто вырубилась. Еще бы – по тайге в лаковых сапожках на каблуках. И ведь умудрилась не сломать!..