Я все помню - Уэнди Уокер

По правде говоря, нет. Не понимаю.

Я сложил вместе руки, уперся локтями в колени, наклонился вперед и опустил голову на грудь, кожей чувствуя на себе взгляд Тома, ждавшего от меня слов, которых я, как могло показаться, никак не мог найти. Это в высшей степени эффективный прием. Когда я поднял голову, мое лицо выражало убежденность.

– Последние несколько месяцев мы с вами копнули очень глубоко и разбередили множество эмоций, которые уходят корнями в ваше детство. Сделав это, вы бросили вызов своему гневу на родителей. Да, Том, гнев налицо, какими бы хорошими ни были ваши отец с матерью и как бы хорошо ни заботились о вашей семье. То, как вы воспитываете собственных детей, идет вразрез с методами, которые применяли к вам и сестре ваши родители. Это подсказывает мне, что в душе вы осознаете: отец с матерью причинили вам боль. Нанесли эмоциональную травму. В результате вам кажется, что вы не достойны в этой жизни чего-либо хорошего, что каждый положительный момент вами украден. При этом подсознательно верите, что все зло, что вам выпадает, является возмездием за эти кражи. И за это вас, Том, опять же гложет чувство вины. Вины и гнева.

Том потихоньку двигался вперед, и я мягко вел его по избранному мной пути.

Как же я нервничал из-за этой паскудной толстовки.

– И куда же подевался этот гнев? Куда подевалось чувство вины? – Я взял снимок из рук Тома. – А вот куда! – Я помахал фотографией. – Вы направили их на парня в толстовке. И теперь не в состоянии охватить ситуацию в целом, причем это касается как вас лично, так и расследования.

Вы уже устали от описания моих плачущих пациентов. Но уверяю вас, что это сущая правда. Каждый, кто приходит ко мне, плачет почти на каждом сеансе. Так что считайте сами.

Том заплакал. Если вас это раздражает, не обращайте внимания. Мы движемся к концу, причем движемся быстро.

Я взял его за руку, а потом чуть подтолкнул в нужном направлении.

– Том. Вы учитываете, что полиция располагает и другими сведениями? И что стражи порядка, не исключено, не хотят принимать вас во внимание из-за снедающей вас слепой ярости? Может быть, ситуация под контролем? Может, вам лучше отдать бразды правления детективам и не мешать им делать свое дело? Вам же самому от этого стало бы легче, разве нет?

Том посмотрел на меня с каким-то новым блеском в глазах.

Не хотят принимать меня во внимание? Но я участвовал в расследовании больше года. С того самого момента, когда это случилось!

Я пожал плечами:

– Не знаю, Том. Это всего лишь предположение, но мне хотелось бы, чтобы вы о нем знали. Я надеялся немного успокоить ваши мысли. Отложите на время ваши щит, меч и остальные доспехи.

Мне пора, Алан. Простите меня. Я знаю, что как пациент веду себя плохо. Мы вернемся к вопросам, которые вы подняли. Но не сейчас. Не сейчас.

Мы встали. Я протянул ему руку, а когда он ее пожал, положил сверху другую.

– Том, прошу вас, подумайте над моими словами. Сложите оружие. Не мешайте профессионалам делать свое дело.

Но Том уже ушел.

А теперь о моем сыне.

Откладывать допрос дальше было нельзя, это могло вызвать подозрения. Джейсона сопровождал адвокат Брандино. К ним присоединился и я. Жене сказал остаться дома, потому как она совершенно не умела скрывать свои эмоции. Вопросы задавали двое молодых полицейских. Они устали от всего этого – от Тома Крамера, от ежедневных звонков в небольшие города, расспросов о старых преступлениях на сексуальной почве, от необходимости сидеть за столом, прижимая трубку плечом к уху, что заканчивалось судорогами и головной болью, от невозможности обновлять свои странички в «Твиттере», «Снэпчате» и «Фейсбуке». Они тоже жили в этом городе и поэтому отнюдь не стремились лишний раз действовать кому-то на нервы. Прожить день, когда на тебя то и дело бросают неодобрительные взгляды, совсем не весело.

Вопросы были заданы. Но ответов на них не последовало.

В котором часу ты приехал на вечеринку? А в котором уехал? Ты развлекался один или с кем-то еще? Из дома выходил? Один или с кем-то? Дженни Крамер видел? Она была одна или с ней был кто-то еще? И так далее и тому подобное… У тебя есть синяя толстовка с красным рисунком или буквами?

Джейсон держался хорошо. Его чувство вины вполне можно было принять за обычный подростковый страх. Он напоминал мне юношу, который впервые встретил отца своей девушки на выпускном вечере. Он хороший парень? Да. Ему хотелось заняться сексом с дочерью этого человека? Да. И он действительно бы в этом признался? Вероятно, нет. Обычная ложь. Я уже говорил вам, что думаю о честности и обмане в человеческих взаимоотношениях. Если бы этот юнец сказал отцу, что представлял его дочь нагой, рисовал свои ладони на ее груди, свой язык у нее во рту, свои пальцы, забирающиеся ей под платье, мастурбируя буквально за час до этого светского раута, нетрудно вообразить, сколько молодых людей выглядело бы крайне сконфуженными на выпускном балу. Да, я резок, но мне хочется высказать свою точку зрения.

Не думаю, – ответил Джейсон на вопрос о толстовке, слегка поежившись. – То есть сейчас у меня такой нет, а была ли раньше, я не помню.

То была блестящая партия. И он сыграл ее безукоризненно.

Во время вечеринки ты выходил на улицу?

Перед тем как ответить, Джейсон немного помолчал. Потом посмотрел на адвоката, который кивнул ему и похлопал по руке. После чего перевел взгляд на меня. Я тоже его подбодрил. Может, даже сказал: «Давай, сынок. Выкладывай».

Джейсон вздохнул. Не забывайте, что все сказанное им в тот момент не говорило в его пользу.

Лжец из него никакой. Но мальчик он хороший. Замечательный мальчик. Мой мальчик.

Да, я действительно на несколько минут выходил. Искал того парня. Ну, который сидел в синей «Хонде».

Полицейские в этот момент проявили к его словам некоторый интерес. Проблема лишь в том, что направлен он был совсем не туда, куда надо. Никто из ребят больше не признался, что занимался чем-то предосудительным, потому как доказать ничего было нельзя. Круз Демарко тем вечером сбыл приличное количество дури, но один лишь Джон Винсент признал, что кое-что у него купил. Ответ Джейсона представлял собой что-то вроде небольшого самородка золота, найденного в буханке хлеба.

Понятно, – сказал один из копов. – Стало быть, ты хотел приобрести наркотики?

Джейсон застенчиво кивнул.

Ну и как, приобрел?

Нет. Увидев машину, я испугался, прошел мимо, потом повернул обратно и вернулся в дом с другой стороны, чтобы он меня не заметил.

В котором часу это было?

Не знаю. Наверное, после восьми. Или в половине девятого. Не помню.

Больше ты никого не видел?

Нет. Но ребята весь вечер шастали туда-сюда к тому парню. И постоянно о нем говорили. Думаю, потом он подошел к дому, к черному ходу.