Оникромос - Павел Матушек

важнее всего, но не ощущала правды в этих словах и большую часть времени посвящала жалости к себе.

Однако теперь все не так, как в ее воспоминаниях.

Арнику окружает покой. Его источник – Ида. Каким-то непостижимым образом этот уродливый, морщинистый младенец может успокоить перепады ее настроения и развеять негативные эмоции. Арника понимает, что это ненадолго, поскольку непроизвольно вновь начинает притягивать темные мысли. Она противится этому, но не может остановить процесс. Она пытается поймать спокойствие Иды, ухватить его непосредственным, невербальным образом и впитать в себя. Ментальный горизонт снова очищается. Еще одна мимолетная победа. Тени отступают, но не уходят, они все еще здесь, кружат и ждут своего момента.

Нужно как можно скорее найти источник спокойствия, исходящего от маленькой Иды.

Оно все еще исходит?

Ида выпустила сосок изо рта. Арника встала с кровати и с ребенком на руках подошла к окну. Она подышала на стекло и на исчезающей дымке нарисовала пальцем букву А с третьей ножкой посередине. Затем вернулась в постель.

Не следует ничего завершать так, как она помнит. Нужно только спасти то, что действительно важно.

ПЫК

Арника открыла глаза и увидела склонившихся над собой дочерей – Иду и Веронику.

– Что случилось, мама? – одновременно спросили они.

– Ничего, я упала в обморок, помогите мне встать.

Снова, и снова, и снова…

Арника не знала, сколько времени отыгрывает неизменные сценарии воспоминаний. Она находилась в петле времени, каждый оборот все более отягощал и отчуждал ее, и в какой-то момент она поняла, что Виктор, Ида и Вероника стали для нее пустыми формами, красочными трехмерными тенями реальных людей, пространственными проекциями, отброшенными на растянутый до предела возможностей экран памяти, с которой она не имеет уже ничего общего. Она все еще могла быть рядом с ними, но больше не чувствовала в этом необходимости, потому что перестала путать их с живыми существами. Внутренний дрейф медленно тянул ее вниз. Прямо в кромешную тьму. Она не боялась и не собиралась сопротивляться, так как знала, что, когда ей удастся наконец оторваться от этих впечатанных в мозг воспоминаний, она устремится туда, где внизу, очень глубоко, пылает знакомое тепло.

* * *

– Послушайте, Виктор, боюсь, у меня нет для вас хороших новостей. Ваша супруга Арника у нас уже два месяца, и поначалу, несмотря на то, что она была без сознания, ее мозг проявлял довольно высокий уровень активности. Потом с каждым днем ей становилось все хуже и хуже. Правда, через три недели она пришла в себя, но осталась безучастной и безвольной. Она умеет самостоятельно есть и пользоваться туалетом, не создает никаких проблем, но ни на что не обращает внимания и ничего не говорит. Виктор, вы должны смириться с тем, что Арники больше нет. Некий неизвестный фактор, который мы не можем определить, заразил нервную систему вашей жены и нарушил работу ее мозга. Вот распечатка со сканера, отслеживающего мозговую активность Арники. Видите, график почти плоский. Это ненормально. У здоровых людей здесь частые, раздутые синусоиды. Это что-то вроде волн, на которых плывет наше сознание. Благодаря им ваша жена была той личностью, которую вы знали. Но раз их нет, нет и Арники. Она ушла. Мы не знаем, как и почему, но это случилось. Простите меня за это сравнение, но сейчас ее тело напоминает пустую раковину, брошенную улиткой.

– Есть ли шанс, что когда-нибудь он снова станет самой собой?

– Трудно сказать. Я никогда не сталкивался с подобным случаем. Мне не хотелось бы лгать и обнадеживать вас ложными обещаниями. Я понятия не имею, что случилось с вашей женой и можно ли это исправить.

– Спасибо за откровенность, доктор.

– Мне жаль, но это все, что я мог сделать.

– Спасибо и на том.

– Я буду держать вас в курсе результатов дальнейших исследований.

– Это очень мило с вашей стороны. До свидания.

* * *

Под пульсирующим, электрическим небосводом волнуется бескрайний океан камней. Каждый валун покрыт слоем жирной слизи, но воздух все равно дрожит от грохота трущихся валунов. В просветах между ними скользят продолговатые многоногие тени, которые с помощью острых и длинных выростов охотятся на мелких существ, живущих среди непрестанно движущихся глыб. Но и тени также подстерегает опасность. Порой с пульсирующего неба опускаются вертикальные цилиндры металлического света, и их рубиновое мерцание растворяет тела существ, попавших под воздействие. Случается также, что вдруг появляются огромные угловатые хищники, с легкостью раскидывающие по сторонам даже самые мощные валуны. Их бронированная кожа покрыта глубокими зубчатыми кратерами, способными всасывать любую форму жизни, если та находится в пределах досягаемости. Большинство теней реагируют на угрозы одинаково. Они прячутся на глубине, между частицами гравия. Но одна не замечает опасности, и все время держится около большого камня, на котором запечатлен странный символ, напоминающий букву А с третьей ножкой посередине и три первые буквы почти полностью стертых слов.

В…

И…

В…

Тень не знает, откуда взялись эти буквы, и не знакома ни с одним алфавитом, потому она не смогла бы их прочесть, даже если бы слова сохранились полностью. Однако для тени это не имеет значения, потому ее влечет дивное тепло, которое она ощущает внутри при взгляде на буквы. Тепло, которое она так долго искала и от которого у нее от волнения подступил бы комок к горлу, если бы у существа было хоть что-то, напоминающее горло, и если бы она могла испытывать волнение.

Одивали

Друсс начинал осваиваться в разительной необычности этого невероятного, постоянно преображающегося города. Ее нельзя было не замечать. Невозможно было отстраниться от бесчисленного множества странных и непонятных вещей, встречавшихся на пути к коралловым террасам. Но разум Друсса постепенно перестал цепляться за них, обходил и свободно следовал дальше, медленно учился прокладывать свой собственный путь – новое направление существования, которое едва открывал. Друсс пришел к выводу, что город намеренно навязывает именно такой вид восприятия. Одурманивает, атакует со всех сторон, безжалостно закидывает приезжих стимулами, чтобы те были вынуждены самостоятельно определить свое отношение к этому месту и его особенностям – сопротивляться или же подчиниться ему, сформировать себя заново и войти в более глубокие отношения с этой текучей реальностью либо затеряться среди многих возможностей и стать пассивным элементом необычного танца форм. Однако, когда Друсс и его спутники добрались до места и начали подниматься вверх по тому, что, по сути, оказалось одной террасой, спирально уходящей в небо, изумление, недоумение и восторг вернулись с удвоенной силой.

Они миновали цилиндрические шатры, сделанные из