Миссис де Уинтер - Сьюзен Хилл

Он остановился передо мной и, устремив на меня взгляд, положил ладони мне на плечи.

- Ты не способна солгать или что-то утаить от меня. Ты ведь знаешь, что у нас нет секретов.

Я не могла ничего сказать и лишь думала о груде секретов, которая стала расти с того момента, как мы приехали в этот дом. И еще раньше, до этого.

- Что произошло? Посмотри на меня.

Он говорил коротко и отрывисто, как в те времена, когда я впервые его увидела.

- Я это ясно вижу. Ты думаешь, я забыл? Я знаю, что здесь были тени... тревоги... может быть, даже страхи. Я понял это ночью, когда проснулся и увидел тревогу на твоем лице. Ты мне очень дорога, ты славная и добрая, пытаешься быть веселой и скрыть это от меня. Ты изо всех сил пыталась это сделать, когда мы жили за границей, но я всегда замечал, всегда знал.

Я почувствовала, что у меня защипало в глазах, мне захотелось прислониться к нему, разрыдаться и рассказать все в подробностях, рассказать обо всех своих страхах, выплеснуть все, что произошло с того момента, когда я обнаружила венок, рассказать о Джеке Фейвеле и миссис Дэнверс, а главное об ужасных нашептывающих голосах. Я чувствовала прикосновение его рук, которые знала так хорошо, рук, на которые часто смотрела, когда они сжимали баранку руля, чистили мандарин, подпиливали ногти или опирались о поручни на корабле, рук, которые я могла без труда себе представить, которые я так любила и которые значили для меня гораздо больше, чем его глаза, рот, голос или даже форма головы.

Однако же я была не в силах заглушить голос - злобный, вкрадчивый, бередящий душу, который шептал мне совсем иное об этих руках.

- Я устала, - сказала я, - было так жарко. И потом, я скучала без тебя, мне было не по себе.

Я повернулась и вошла в дом.

Почему я тогда не рассказала ему? Теперь-то я знаю, что должна была это сделать даже без всяких вопросов, он бы не стал сердиться, он уже был достаточно сильным к тому времени, не боялся прошлого и не нуждался в том, чтобы я его защищала. Он уже преодолел тот этап. И тем не менее я ничего не сказала. Я пребывала в смятении и была далека от него. Когда он вошел вслед за мной в дом, я стала вновь расспрашивать его о семье Кроли Он ответил коротко, после чего отправился в кабинет и закрыл за собой дверь. Момент был упущен. Мои секреты так и остались при мне - суровые, неприятные, мучительные.

Когда я ложилась спать, Максим стоял у открытого окна. На косогоре с дерева на дерево перелетали маленькие совы, издавая короткие резкие крики.

- Я хотела бы, чтобы пошел дождь, - сказала я. Он ничего не сказал. Я подошла и встала рядом. Он не дотронулся до меня, не повернулся. Это меня поразило, я расценила это как новое отчуждение. Я не знала, как быть. Винить я должна была себя, я сама захлопнула перед ним дверь, он это почувствовал и обиделся.

Нет. Здесь было что-то еще. Мне казалось, что я попала в западню и все сильнее запутываюсь в хитросплетенной паутине, при этом какое бы движение я ни сделала, оно способно лишь нанести рану.

Я долго лежала рядом с Максимом, несчастная и напуганная, прислушиваясь к крикам совы.

А во время завтрака, оторвав глаза от газеты, он сказал:

- Похоже, погода установилась. Возможно, мы устроим прием гостей.

- Прием? Для кого? Каких гостей? Зачем?

- Моя дорогая девочка, не нужно паниковать. Ты сможешь похвалиться перед гостями садом.

- Пока еще нечем хвалиться, в прошлом он был гораздо лучше, чем сейчас, и потом, я только начала им заниматься.

- Разве это имеет значение? Мне он кажется прекрасным, опрятным, здесь много цветов. Люди придут от него в восторг.

- Какие люди?

- Соседи. Люди, живущие поблизости. Мы не можем жить отшельниками. Поскольку мы покупаем земли и расширяемся, все проявляют к нам интерес, и вполне понятно, что очень важно поддерживать с соседями хорошие отношения. Похоже, что Баттерли знают всех, так что спроси у Банти, кого следует пригласить. Кое с кем я, разумеется, уже познакомился.

Да, все так, я знала. Но мне не хотелось думать об этом.

В Мэндерли считались обычными бесконечные визиты к соседям и соседей к нам, туда приезжала половина графства, балов ожидали, Ребекка устраивала вечера и была этим знаменита. Я могла вспомнить лишь один бал, где я была хозяйкой, - бал-маскарад, на котором я допустила такой ужасный промах.

- Я думала, что мы здесь будем жить тихо, - сказала я. - Ты не очень-то жаловал всю эту суету. Говорил, что хочешь, чтобы мы вернулись и... - Я прикусила язык. Затаились? Я не могла этого сказать.

Он на глазах меняется, подумала я, становится во многих отношениях таким же, каким был раньше, - уверенным, готовым взять на себя ответственность, знающим, чего он хочет и как все должно быть; то время, когда он был потерянным и отрешенным, безвозвратно ушло. И я поняла, что хочу назад в то время, потому что тот Максим, в изгнании, был наиболее близок мне. Он распрямился.

- Я не имею в виду ничего грандиозного - просто садовый пикник. Напитки - ты можешь взять это на себя? Вот и все, что тебе придется сделать.

- Какую цель ты преследуешь? Хочешь чем-то занять меня? Чем-то развлечь?

- Нет, вовсе не эту.

- Я вполне счастлива.

- В самом деле?

- Да, Максим, да! Что с нами происходит? Почему мы ссоримся? Ведь мы никогда не спорили, не ссорились.

Он направился к двери.

- Иногда недостаточно быть вполне счастливым, - сказал он и вышел.

Я осталась стоять, глядя на его пустую чашку и очистки от яблока на тарелке. Я не могла понять, что он хотел сказать. Все было странным, не таким, как обычно, я не понимала причины этого и не знала, что делать.

Чувствуя себя несчастной, я пошла звонить Банти Баттерли, чтобы решить, кого из соседей следует приглашать.

Однако это будет мой вечер. Я его спланирую и организую, и никто не отнимет у меня этих обязанностей. Стоило мне осознать это, как я почувствовала себя совершенно иначе, стала думать о нем с удовольствием, тени и шепчущие голоса оставили меня в покое.

Когда Максим впервые заговорил о праздничном вечере, я сразу подумала о бале в Мэндерли и пришла в ужас; мне вспомнились некоторые сцены, я как бы взглянула на себя и на всех со стороны, и у меня похолодело сердце.

Однако тот вечер не имел никакого отношения ко мне, это было сверхпышное, показное празднество, которые я никогда не любила, устроенное бог весть для чего. Во всяком случае, не потому, что кто-то из нас хотел тогда этого праздника. Просто такова была традиция, это был долг; Мэндерли как бы для того и существовал, и все графство ожидало этого бала. "Для нас в здешних краях это было главным событием лета. Вы и не представляете, какое это для нас удовольствие", - сказала одна назойливая дама.