В чём дело, Полли? - Марьяна Иванова

– Ничем предосудительным. – Питер в прыжке перепрыгнул стойку и вырос уже рядом с девушкой. – Честное слово! – Он театрально поклонился и, сложив губы трубочкой, потянулся к Ане. Она провела тряпкой по его носу и засмеялась.

Я оставила их наедине и устремилась на второй этаж. Боковым зрением я увидела, что со стороны гостиной будто бы вышел Мишель, но в то же время я слышала, что на втором этаже кто-то неразборчиво бубнил. Я замерла на середине лестницы и перегнулась через перила, чтобы убедиться, что мне не показалось. Мишеля там не было. Наверху тоже стало тихо. Я ещё раз обернулась и пошла дальше. Питеру я не сказала, но я задумала вытащить заколку из комода Ани, чтобы убедиться, что она и нож действительно образуют какой-то комплект.

Уже свернув в левую арку, я резко замерла. В висках сильно запульсировало, я опёрлась на стену и переждала этот приступ. А потом вернулась к лестничному пролёту. Встав лицом к портрету основателя дома, я почувствовала, как закололо в груди. На лбу выступили испарины, колени подкосились и задрожали.

Глаза… Они пропали. Вернее, их не было видно из-за начерченных чёрным углём крестов. Я приподнялась на кончиках пальцев и дотронулась до зачёркнутых глаз. На руке остались чёрные следы от угля. В гостиной Нади висела большая свадебная фотография родителей. Мама смотрела на папу и улыбалась. Она была одета в лёгкое бежевое платье, вместо фаты на голове красовался венок из розовых пионов. Папа смотрел прямо в объектив камеры и обнимал маму за талию. Это фото – застывший момент счастья, в котором будущее ещё кажется безоблачным, в котором нет места беде. Молодые и прекрасные, они навеки остались в том моменте и никогда не узнают, какое горе их ждёт впереди. Надя говорила, что мама не была счастлива рядом с папой. Но, смотря на это фото, я ей не верила. В одно Рождественское утро я сказала Наде, что ненавижу её и что с папой мне было бы лучше. Тогда она вытащила из камина уголь и закрасила глаза папы на фото. «Он мёртв, вот его метка мертвеца», – сказала она. Сейчас кто-то сделал то же самое с глазами на портрете. Я обхватила себя руками, так невыносимо тоскливо мне стало.

Хэй, Полли-Долли, ты сходишь с ума!

Я почувствовала чьё-то тёплое прикосновение к плечам. Кто-то стоял позади меня и утешающе обнимал. Я бесшумно заплакала. Но потом наваждение резко рассеялось и, обернувшись, я никого не увидела. Я растёрла уголь по пальцам и направилась в прежнем направлении.

Пробраться в комнату Ани было легко. Я немного боялась, что она перепрячет заколку, но та лежала на старом месте. Я сунула мешочек с заколкой в карман балахона и поспешила выйти. Руки предательски вспотели, я чувствовала, что поступаю неправильно. И в то же время ничего другого мне не оставалось. Если Аня является не той, за кого себя выдаёт, на пропажу заколки она отреагирует остро. А надеяться на чьи-то честные ответы – дело неблагодарное.

После того, как я прошмыгнула к себе и как следует изучила заколку и нож – у меня больше не осталось сомнений, что эти два предмета словно из одного парюра. В сердце закралось подозрение, что в комплект должен входить ещё один предмет, но это было уже не так важно.

Дальше я решила их куда-нибудь спрятать, но, потыкавшись из угла в угол, пришла к выводу, что будет лучше, если они всегда будут при мне. Поэтому я завернула нож и заколку в платок и снова сунула в карман балахона – он такой объёмный, что никто ничего не заметит.

Когда я снова проходила мимо портрета, на нём не было ни одного угольного следа. Я нервно усмехнулась, посмотрев на свои пальцы, которые всё ещё были чёрными и пошла дальше. Мишеля я застала в кабинете. Он сидел за столом и читал всё ту же безымянную книгу в чёрной обложке. Заметив меня, он отложил её и поднял глаза, приветственно улыбаясь. Я невольно вспомнила, как в свой первый день пришла сюда, чтобы подписать документы. Тогда Мишель казался мне самовлюблённым, хитрым негодяем. Он сладко улыбался и смотрел с лютой ненавистью. Мне казалось, что была бы моя воля, я держалась бы от таких типов подальше. А теперь я раздумываю об его предложении заменить здесь миссис Беккер. Хотя какая здесь от меня польза? Этот дом держался на Диане Беккер, заменить её я не смогу и при желании. Думаю, он и сам понимает это не хуже меня. Так в чём же дело, Мишель? Неужели тебе так сложно сказать, что ты хочешь, чтобы я просто не исчезала из твоей жизни? Ты настолько горд?

– Здравствуй, мисс Проныра. – Мишель вынул из ящика стола очки и надел их. Его тёплая улыбка сделалась какой-то пустой. – Что тебя привело?

– Мишель, расскажи мне про пансионат. Как вы искали персонал?

Он задумчиво облокотился на стол:

– Миссис Беккер всё представляла так, словно главный я. Но что я действительно делал – это старался не мешаться под ногами. Чтобы не зачахнуть – ей была нужна игра. Да и не так уж много людей работало у нас. Кажется, Диана пробовала давать объявления в газету. Местные работать здесь бы не стали, а вот студенты с удовольствием приезжали на лето. – Он сделал паузу. – Ты удивлена, что прибыла сюда из Чикаго?

– Чему я действительно удивлена, так это тому, что в агентстве, куда я обращалась, ничего не знают ни обо мне, ни о пансионате.

Он протянулся через весь стол и взял в руку прядь моих волос:

– Спорим, ты и подумать не могла, что Диана долгое время жила в Луизиане? В Америке у неё полно знакомых. Возможно, женщина, что направила тебя сюда, была одной из них?

– Эмма Аддерли? Не знаю, она намного моложе Беккер…

Я попыталась вспомнить своё общение с Эммой. Что я вообще о ней знаю? Она написала мне на почту, представилась сотрудницей «Бубу и Ко». Два дня мы переписывались таким образом. Она присылала мне паршивые вакансии, я их отклоняла. Потом наступила пятница, она предложила встретиться, и кое-что обсудить за чашкой кофе. Я бы ни за что не согласилась, если бы она не назвала адрес кофейни в соседнем доме, я часто заглядывала туда по утрам. Какое совпадение, подумала я, тогда почему бы и нет. Я села за столик у панорамного окна – обычно там всегда занято, но в пятницу вечером большая часть людей или стоит в пробках или подтягивается в рестораны и бары. Эмма пришла в точно назначенное время. Молодая женщина, лет тридцати, с ухоженной кожей и медным каре. Она заказала глясе и сразу же оплатила счёт. Рассказывая мне про пансионат, Эмме приходилось ежеминутно отвечать на сообщения в телефоне, я поняла, что она из тех деловых людей, чьё время стоит неимоверно дорого. Мне было странно думать, что успешная женщина в костюме, стоимость которого превышала мою месячную зарплату, выбралась, чтобы встретиться с клиентом в паршивой кофейне. Когда она выложила на стол все карты, слушать её стало интереснее. Вот та авантюра, решила я, что заставит меня встряхнуться. Жизнь в последнее время шла ни к чёрту. Я разочаровалась в профессии и своих способностях. Всячески избегала личных отношений, перебирала все возможные хобби, чтобы понять, кто я и чего хочу. Но на деле я всегда была и остаюсь запертым в бабушкином доме ребёнком. Поэтому я так боялась подолгу оставаться на одном месте, мне казалось, что меня снова пытаются запереть. Я меняла одну съёмную квартиру на другую, меняла работу, старалась не привыкать к окружающим меня людям. В моей голове накопилось слишком много пунктиков. Сейчас я думаю, что, если бы я отправилась на похороны Нади, я бы смогла закопать вместе с ней в землю все свои страхи и сомнения. Но вместо этого я ухватилась за какую-то авантюру и сбежала сюда. А здесь всё стало хуже, намного хуже. Всё от чего я бежала долгие годы теперь существовало не только в моей голове, теперь всё это болото приходило ко мне в каждом сне и материализовалось наяву. Я взглянула на Мишеля: бесконечно красивый и холодный снаружи. Хрупкий, несчастный и одинокий внутри. Наши руки перепачканы в чём-то жгуче чёрном, наши ноги увязли в иле. Но наши души детские и нетронутые. Я смотрю на него и думаю, что, наверное, я пропала. Но стоило ли всё это того?