Девушка из письма - Эмили Гунис

Она смахнула капельки пота со своего лба затянутой в перчатку рукой.

– Поэтому я вышла из дома в разгар метели, чтобы добраться до больницы на автобусе, я хотела покаяться перед ним и Хеленой, невзирая на возможные последствия. А когда оказалось, что автобуса до больницы не будет, просто пошла по шоссе. Дорогу туда я хорошо изучила. Мы же почти каждый день навещали там Хелену. Около часа я с трудом пробиралась по снегу.

А затем внезапно появилась его машина. Он вывернул руль, чтобы не наехать на меня, и его снесло с дороги в кювет на такой скорости, что, когда я подбежала к нему, тут же поняла – он мертв. Я насмотрелась на столько смертей в Святой Маргарите и потому знала: ему не выжить.

Не помню, долго ли простояла там, но появился какой-то мужчина и спугнул меня. Я бегом вернулась домой, ни разу не остановившись. Ждала, что приедет полиция, меня арестуют и вернут в Святую Маргариту. Но когда прибыли полицейские, они лишь сообщили мне об ужасной автокатастрофе. Они понятия не имели, что я при ней присутствовала и, больше того, стала причиной аварии. После того как шок прошел, я поняла: меня никто не винит в смерти отца. И это позволило мне увидеть совершенно новые перспективы на будущее. Можно сказать, послужило источником вдохновения.

Внезапно нож со стуком упал на кафельный пол, а затем дверь со щелчком закрылась.

– Пожалуйста, не бросайте меня, – едва слышно вымолвил Ричард, уже начав молиться хоть о каком-то утешении в свой последний час.

Но яркий свет больше не загорался, а чернота вокруг стремительно сгущалась. В полном одиночестве он лежал в холодной пустой ванне и видел, как его кровь стекает в сливное отверстие. «Скоро все кончится», – подумал он и зарыдал. Он тосковал по покойной жене и стал молиться, чтобы она явилась сейчас и встретила его.

– Эльвира, – повторял он ее имя снова и снова, окончательно погружаясь во тьму. – Прости меня.

12 февраля 1959 года, четверг

Айви вздрогнула, ее разбудил плач ребенка. Она не собиралась засыпать, но сказалось переутомление, и теперь она проклинала себя за это. Ей мерещился детский плач очень часто и прежде, после того как Эльвира рассказала ей об уколах, от которых им становилось так плохо, что всем собранным на чердаке детям приходилось ухаживать друг за другом. Но до этой ночи Айви была совершенно бессильна сделать хоть что-то и помочь им.

Она села в кровати и оглядела комнату, пристально высматривая любые признаки движения на других койках. Все девушки спали, и единственными звуками в спальне было неясное бормотание в кошмарных снах, которые порой посещали каждую.

Айви до сих пор не могла поверить, что уезжает домой. Все произошло так неожиданно. За завтраком к ней подошла мать Карлин и сообщила новость. Завтра за ней приедет мама. Но всем девушкам перед выпиской полагалось пройти осмотр у доктора. Это обычная процедура, и ей следует подчиниться.

Врач оказался молодым человеком. Она даже подумала, что он одного с ней возраста. У него были пышные каштановые волосы. Одет он был в модный синий пиджак, а его манера говорить выдавала воспитание в аристократических кругах общества. К ней он отнесся по-доброму, расспрашивая, что она чувствовала по поводу своего ребенка и вообще как относилась к пребыванию в Святой Маргарите. Она понимала: ему доверять ни в коем случае нельзя, и выдала очень немногое из своих подлинных чувств и эмоций. Пока он делал записи, Айви заявила, что очень благодарна за предоставленную возможность пожить здесь и только рада, если Роуз обрела хороший дом с любящими приемными родителями. Сама же она постарается поскорее забыть весь этот эпизод своей жизни и оставить его в прошлом. Он отпустил замечание относительно ее худобы и поднял тему голодной забастовки. Айви отвечала, что тогда она отчаянно скучала по дому, и, как она поняла, мать Карлин и отец Бенджамин сумели войти в ее положение, понять мотивы поступков, если сейчас согласились разрешить ей уехать. Врач улыбался, слушая ее ответы, медленно кивал головой, а перо его авторучки бегало по листу бумаги, лежавшему перед ним на столе.

Айви откинула одеяло, и холод обдал ей ноги, пробежав затем по спине. Содрогнувшись, она стащила его с постели и тщательно закуталась в него, а потом на цыпочках пересекла комнату, делая все, чтобы доски пола не скрипели под ее тяжестью. Она знала, что по ту сторону двери дежурит сестра Фейт и дремлет в кресле-качалке, как делала каждую ночь. Никогда прежде Айви не пыталась проскочить мимо нее. Ей не хватало смелости, поскольку она считала шансы незаметно пробраться мимо монахини слишком ничтожными. Но теперь, когда она собралась уезжать, выбора не оставалось. Необходимо поговорить с Эльвирой. Другой возможности уже не выпадет.

Еле дыша от страха, она приблизилась к двери и посмотрела на медную ручку. Она знала, что ее нельзя повернуть бесшумно, а при малейшем звуке сестра Фейт может проснуться, но все же протянула к ней дрожавшие пальцы. Ручка издала щелчок, и Айви, глубоко вдохнув, потянула на себя тяжелую дубовую дверь. В груди защемило от боли бешено колотившегося сердца.

В тишине коридора рядом со спальней стояло пустое кресло-качалка, чуть заметно двигавшееся, словно сидевшая в нем женщина только что покинула его, небрежно бросив на сиденье клетчатый плед. Айви стояла, глядя на него, словно парализованная, не решаясь пошевелиться. И вздрогнула от неожиданности, когда кто-то спустил воду в туалете, расположенном в двух шагах от места, где она сейчас находилась. Она посмотрела вдоль коридора, протянувшегося влево от нее и упиравшегося в другую дверь. За ней, как знала Айви, скрывалась лестница на чердак и в спальню Эльвиры.

Сердцебиение все усиливалось, когда она поспешно закрыла дверь своей спальни и побежала. Ее босые ступни не издавали никаких звуков, соприкасаясь с отполированными досками пола. Добравшись до дальнего конца коридора, стоя в темноте, она услышала, как отпирается внутренняя задвижка туалета, затем шаги, а когда ухватилась за ручку двери и повернула ее, сестра Фейт очень вовремя громко закашляла, и ее кашель пронзил тело Айви ударом тока.

Она встала на нижнюю ступень чердачной лестницы и медленно закрыла за собой дверь, дождавшись, пока раздастся еще один чуть слышный щелчок. Немного выждала, пытаясь заставить себя дышать медленнее, и только когда убедилась, что сестра Фейт не направилась в ее сторону, начала подниматься по крутым ступеням на чердак.

Стоя при входе в спальню Эльвиры, оглядывая ряды маленьких коек, стоявших вдоль обеих стен узкой, лишенной окон комнаты, она постаралась и сейчас сдержать слезы, которые уже давно держала в себе. На каждой койке лежали два ребенка в возрасте от одного года до семи лет. Их лодыжки были привязаны к спинкам кроваток. По большей части все они мирно спали на грязных матрасах, сунув большой палец в рот, это было единственное, что могло их успокоить. Но некоторые бодрствовали, лежа на спине с открытыми глазами, покачиваясь из стороны в сторону, как звери в клетках. Часть из них имели темный оттенок кожи, длинные спутанные волосы. Здесь держали детей азиатской расы, как знала Айви. Встречались и те, что страдали от физических увечий и не вставали с постели вообще.