Разбойник - Керриган Берн

Возможно, Черному Сердцу из Бен-Мора удалось настойчивостью взгляда помочь ей справиться с беспомощностью.

Обернувшись, чтобы посмотреть на трех внушительных мужчин в париках, Фара искала слова, которые поддержали бы степень доверия этих людей. Слезы жгли ей глаза. Комок ужаса и потери образовался в ее горле, угрожая задушить ее. О, если бы только он поторопился!

– Ну? – резко спросил Роу.

– Я… я… – Горячая слеза скатилась из уголка ее глаза и прожгла дорожку вниз по щеке. – Милорд, я не помню такого подарка в тот или любой другой день рождения. От вас или… или от кого-то еще.

Фара невольно посмотрела на стоявшую рядом с ней Люси, чьи голубые глаза теперь сверкали злобой и победой.

– Это была безделушка, милорд, – сдержанным тоном предположила она, оценивающе глядя на лицо мужчины. – Мои детские воспоминания смутны, с тех пор столько всего произошло, к тому же я восстанавливаюсь после ранения в голову… – Она театральным жестом прижала руку в кружевной перчатке ко лбу. – … но, кажется, это было ожерелье, не так ли? Такое сверкающее… Или браслет? – Пожав плечами, Люси скромно потупила глаза. – Видите ли, я была такой маленькой, а память у меня из-за травмы плохая, поэтому я просто не могу вспомнить, какое именно украшение было в шкатулочке.

Фаре пришлось судорожно сглотнуть. Хорошая догадка, как всегда бывает с догадками. Убедительно и вероятно, пусть и не совсем точно. Да и ранение в голову – хорошее оправдание.

Черт возьми, почему она сама не могла вспомнить?! Почему она потерпела такую неудачу? Какая-то шкатулка для драгоценностей? Балерина? Она была такой подвижной девчушкой, что любые драгоценности, которые ей дарили, тут же терялись или ломались. Вот Фэй Мари, которая любила…

– Моя сестра! – выдохнула она, а потом громче повторила: – Моя сестра! – Фара умоляюще сложила руки. – Милорд, прошу прощения, но вы ошибаетесь. Я думаю, что вы подарили эту шкатулку моей старшей сестре, Фэй Мари. Это она любила балерин. А я была одержима… Пегасом.

Холодные глаза старого судьи согрелись.

– Это был вопрос с подвохом. Я забыл, что ваш день рождения был так близок к моему, и, чтобы хоть как-то загладить вину, поделился с вами пряником. – Его старое лицо сморщилось, когда эти воспоминания заставили его улыбнуться. – Вы были доброй маленькой душой, не испорченной у девочки, выросшей в таком богатстве. И вы сразу же простили меня, сказав, что любите пряники больше всех подарков.

Фара задрожала так сильно, что у нее подкосились ноги. Но Дориан был рядом, его сильные руки в перчатках поддерживали ее за плечи.

– Спасибо, – прошептала она, даже не зная, к кому обращается, когда комната накренилась и закружилась вокруг нее. – Спасибо вам.

– У вас копна светлых волос вашего отца и прекрасные серые глаза матери, – продолжал судья. – Едва вы вошли в зал суда, я почти обрел уверенность, что это действительно вы.

Главный лорд-судья удивленно откашлялся, прежде чем постучать молотком, чтобы призвать к тишине собравшихся, шепот которых волной поднялся в зале.

– Решение не будет окончательным, пока я не получу приказ королевы, – сказал он. – Но я не думаю, что поздравить вас слишком самонадеянно, леди Фара Ли Блэквелл, графиня Нортуок.

– Благодарю вас, лорд-судья! – Лицо Фары расплылось в такой широкой улыбке, что у нее заныли щеки. Она повернулась к Дориану и обняла его. – Спасибо тебе!

Дориан напрягся, оказавшись в объятиях жены, и она быстро отстранилась. Фара не осмеливалась поднять на него глаза, вспомнив, что он все еще сердит из-за чего-то. И если она попытается здесь выяснять, в чем дело, это едва ли изменит ситуацию.

– Арестуйте эту женщину, Люси Боггс, и задержите для расследования! – приказал Роу.

Главный лорд-судья наклонился над столом к Фаре.

– Могу я полюбопытствовать, где вы были все это время, леди Блэквелл? – спросил он.

– Я… я работала в Скотленд-Ярде под вымышленным именем, – честно ответила Фара.

– Боже, почему именно там? – спросил судья с недоверчивым смешком.

Но тут в их разговор вмешался Дориан:

– Милорд, я привел еще двух свидетелей, которые могут рассказать о злом заговоре сэра Уоррингтона. Леди Блэквелл была вынуждена скрываться, потому что ей было известно, что он представляет угрозу для ее жизни. Мой агент Кристофер Арджент и инспектор Мактавиш из Скотленд-Ярда готовы дать показания, что Уоррингтон обратился к ним с просьбой за деньги убить леди Блэквелл. Я требую, чтобы его арестовали – ради его и ее безопасности, – добавил он.

– Приказываю сделать это! – Главный лорд-судья в последний раз стукнул молотком. – А могу ли я добавить свои поздравления вам обоим по случаю вашей свадьбы?

Выглянув из окна на третьем этаже своего лондонского дома, Дориан поднял глаза на грозовые тучи, собиравшиеся над Гайд-парком. Он пытался открыть оконную раму, чтобы впустить в комнату холодный ветер приближавшейся грозы, но древняя ручка из кованого железа столько десятилетий находилась в вертикальном положении, что можно было подумать, будто она приварена.

Дориан все больше тосковал по Шотландии, по ее густым туманам и неукротимому морю. По холодной каменной крепости Бен-Мор, чертоги которой он посещал ночами, словно не нашедший покоя призрак.

Здесь, в городе, слишком много людей. Слишком много света и шума, удовольствия и боли, потребности, желания и движения. Хаос в чистом виде. Так много людей страдало здесь, лишившись заботы. Так много людей, лишенных имени. Так много людей погибло – все умерли!

Даже могущественный Дориан Блэквелл. Хотя он сделал себе имя, которое было известно во всех уголках королевства и за его пределами, однажды судьба отплатит ему за все беды, которые он сотворил. А империя будет развиваться дальше, расширяясь и становясь сильнее. Быть может, она каким-нибудь образом охватит весь мир. В этом не было ничего невозможного. Не исключено, что с их бесстрашными и предприимчивыми родичами на Западе, по ту сторону океана, и заходящими далеко на Восток интересами лет через сто все они будут связаны. Экономика будет развиваться. Телеграфы – совершенствоваться. Технологический прогресс. И мир станет маленьким и управляемым местом, не чем иным, как мячиком, зажатым в руках таких же, как он, жадных людей, пока те не сожмут кулаки и не раздавят его.

И где же тогда окажется он? Какую часть неизбежного он контролировал? Больше, чем бо́льшую. Меньше, чем ему бы того хотелось. Поистине, ничтожное количество в великом, глобальном, вечном порядке вещей. Это чертовски раздражало. Чем больше человек завоевывал, тем больше возможностей для завоеваний ему предоставлялось. И чем же все это кончится?

Сняв повязку, Дориан протер усталые глаза, запустил руки в волосы и, в отчаянии поцарапав голову, уперся вытянутой вверх рукой в оконное стекло.