Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Евгений Аврутин

Волки даже не вздрогнули. Возможно, такие крики им были привычны и являлись лишним доказательством неизбежности обеда.

«Может, если я выберусь, они убегут?» – подумала Джейн. Шагнула к краю – и чуть не захлебнулась, угодив ногой в промоину. Пришлось выплёвывать ледяную воду, попавшую в рот.

Ей показалось, волки посмотрели на неё с искренней досадой. «Ты же понимаешь, чем все это должно закончиться? Тогда чего же хочешь нас лишить добычи? Выбирайся осторожней. И лошадь не забудь вытянуть».

«Может, если я так сделаю, они съедят Карри, а меня оставят», – подумала Джейн и чуть нарочно не нырнула под лёд, желая наказать себя за такую мысль…

Она даже не поняла, что изменилось в волчьем поведении. Сначала один, а потом и остальные звери прижали уши. Потом подняли морды к берегу.

Джейн услышала звук, последнюю минуту заглушаемый её криком. Это был звон бубенцов. Ещё несколько секунд, и на пригорок въехала тройка, впряжённая в кибитку.

Если бы Джейн могла слышать (а она уже почти не могла), то услышала бы следующий разговор:

– Что там стряслось, Данилыч?

– Да вот, Катерина Михайловна, барчук в реке раков ловит, а волчишки ждут, пока он уловом поделится.

Собеседник Катерины Михайловны говорил спокойно и неспешно, но неспешной была лишь речь. Он спрыгнул с козёл с лёгкостью мальчишки-форейтора и побежал к берегу широкими шагами.

Джейн разглядела его не сразу, а когда разглядела, то поняла: в другой ситуации, пожалуй, испугалась бы. Она смотрела снизу, поэтому кучер – высокий бородатый мужик – казался ей просто великаном. К тому же в правой руке он держал огромный кнут, хвост которого волочился по земле, как ручная змея. «Может, это странствующий палач?» – подумала Джейн.

Между тем кучер добежал до берега. Волки напряглись и глядели на него, один, вожак стаи, тихо зарычал.

Кучер остановился, вдохнул и гаркнул. Да так, что не только Джейн – даже Карри чуть не ушёл в воду от страха. Джейн так и не поняла, был это набор звуков или слово на зверином языке. Одновременно кучер щёлкнул кнутом. Джейн была готова поклясться: звук был громче ружейного выстрела.

Других аргументов не требовалось. Волки не отступили, они взлетели, будто им стало тесно на льду, а один так метнулся, что чуть не попал в полынью.

Мужик, не глядя им вслед, сделал несколько шагов к ней. «Вы можете провалиться!» – захотелось крикнуть Джейн, но мужик внезапно прыгнул и лёг на лёд, распределив тяжесть своего тела. Уже лёжа, он взмахнул кнутом, и Джейн на миг решила, что он готов её избить за все глупости, совершённые в этот день.

Несмотря на самую, пожалуй, неудобную позу из всех возможных, удар был метким: кончик кнута опустился в полынью в трёх дюймах от лица Джейн.

– Ну, долго мне кнут мочить, или ещё не намёрзся? – осведомился мужик. Джейн не поняла ни слова, зато сообразила, отпустила повод, схватила конец кнута, намотала на правую руку. Кучер рванулся назад, присел, напрягся, как рыболов, подцепивший удивительно крупную рыбу.

«Кнут же порвётся!» – подумала со страхом Джейн, чуть не захлебнувшись от рывка. Врезалась грудью в лёд, легла на него, помогая себе левой рукой, чувствуя, как он рушится под тяжестью её тела…

А потом уже не рушится. Джейн поняла: она лежит на заснеженном (таком безопасном на вид!) льду, в стороне от полыньи.

– Беги к повозке и пляши! Быстро, пока не взгрел!

Джейн не поняла сказанное, но сопутствующий жест – поднятый кнут – оказался лучшим переводчиком. Cказать было легче, чем сделать, – ног своих Джейн не чувствовала, и слушались они плохо. Она вскочила, заковыляла к берегу, подальше от проклятого льда. Поравнявшись с кучером, проплакала-пробормотала по-английски, по-французски, а потом вдруг вспомнила, как нужно по-русски:

– Спаси конь.

– А я, барчук, что делаю? – заметил мужик. – По уму, так и полагалось его выручать вперёд тебя. Он-то в чем виноват?

– Данилыч, не строй из себя Шопенгауэра, – заметила Катерина Михайловна, уже давно вышедшая из саней. – Молодой человек ведёт себя благородно в непростых обстоятельствах, а это, к сожалению, бывает не часто. Откуда ты, прелестное дитя? – спросила она по-французски, глядя на Джейн.

– Я еду из усадьбы Рождествено, – пробормотала Джейн, тоже по-французски, глядя на Катерину Михайловну. Это была пожилая леди, с тонким, чуть морщинистым лицом, которое морщинки, впрочем, ничуть не портили, как трещинки не портят статую изысканного мрамора. На лице её была улыбка, не насмешливая, но и не заискивающая, и не презрительная. В этой улыбке было что-то спокойное и надёжное, она напоминала лампу в надёжном футляре, которая не погаснет в самый сильный шторм. И при этом глаза предупреждали: я могу быть серьёзной. Я заслужила право и на улыбку, и на строгость.

«Как, должно быть, повезло её детям. И тем более внукам», – подумала Джейн.

– Если в ваши планы входит вернуться в Рождествено, тогда нам по пути. Пока Данилыч выручает коня, настоятельно советую войти в мой возок и раздеться. На морозе лучше быть без одежды, чем в промокшей шинели и шароварах. Вы можете укутаться в шали, в возке их несколько, но, к сожалению, прелестное дитя, сухую дамскую одежду я вам предложить не могу.

Как ни промёрзла Джейн, она почувствовала себя так, будто Данилыч вытянул её кнутом, а финн со шхуны «Сампо» влил ей в глотку треть своей бутылки.

– Не удивляйтесь, – улыбнулась Катерина Михайловна, – в разные годы мне приходилось переодевать мальчишками самое меньшее пять девчонок. Наверное, в нашей губернии я последний человек, которого вам удалось бы провести. Не стойте, пожалуйста, поторопитесь. Умереть на берегу, выбравшись из полыньи, – участь, которой вы недостойны.

Джейн, не собиравшаяся спорить, поспешила к возку. Её обогнал Данилыч, бросивший кнут и схвативший какие-то другие предметы. На бегу он ворчал:

– Жопенгауэр, Жопенгауэр… Знаем, Катерина Михайловна, а все равно, чем чаще с людьми встречаешься, тем понятней: с собаками да с лошадьми проще.

Катерина Михайловна откинула полог кибитки.

Первое, что ощутила Джейн, было тепло, пусть и малое, но все же тепло. Она почуяла запах горевших сосновых щепок и увидела кипящий самовар.

– Раздевайтесь, я налью чаю. Торопитесь: если вы замёрзнете и умрёте в мужском наряде, вам вряд ли удастся сохранить вашу тайну. Сохраните хотя бы жизнь.

Джейн почти разделась. За это время Катерина Михайловна налила чай. Джейн хлебала его, не думая, обожжёт язык или нет.

– Погодите, немного рома. Как, не пьёте? После полыньи должен пить даже магометанин. Пейте. И, пожалуйста, ответьте мне на один серьёзный вопрос.

«Сейчас спросит, почему я переоделась мужчиной? – с тоской подумала Джейн. – Или почему я звала на помощь по-английски?»

– Нам по пути в Рождествено, но, если возвращение туда категорически не входит в ваши интересы, мне нетрудно изменить маршрут. Вы хотите вернуться в Рождествено? Решайте, тем более что Данилыч, кажется, уже справился.