Введение в мифологию - Александра Баркова

После столь интересной охоты, которая, по сути, является очень хорошим мифологическим зачином былины и сразу настраивает нас на определенный лад, то есть слушатель сразу настроен на то, что сейчас перед нами будут разворачиваться события высокой степени мифологичности и, с другой стороны, события мирные, ведь Дюк в своем самом первом эпизоде никого не убивает, и вот дальше эта тема – сочетание чудес, богатства и мирности – будет развиваться ярче и эффектнее.

Итак, после столь интересной охоты Дюк отправляется к своей матушке. Просит ее, чтобы та позволила ему поехать в Киев. Матушка противится, она говорит, что ничего хорошего Дюка в Киеве не ждет. И всячески советует ему там не хвастаться своей бедностью. В том, какая бедность у Дюка, мы скоро убедимся. Я уже говорила, что такое Индея богатая, что это за место. Тем не менее Дюк настроен ехать, и матушка ему ехать позволяет. Замечу, что маршрут из иного мира в мир людей нам еще будет встречаться в русских былинах, и это достаточно архаичный мотив, который, впрочем, здесь является результатом вторичной мифологизации. То есть когда общество снова возвращается к мифологическим мотивам, которые уже служат роли ни в коем случае не религиозной, а художественной и отчасти развлекательной. Дюк на своем прекрасном коне едет в Киев, и ему нужно преодолеть заставы. Со всеми этими заставами наш герой поступает очень простым образом – у него такой замечательный конь, что он просто-напросто от всех этих застав удирает. Дюк ни с кем никогда принципиально не вступает в бой. Будь то мифологическое существо, будь то человек, будь то кто угодно. Итак, что же это за заставы? В разных вариантах былины их список разный, вообще застав три, что неудивительно, причем если в число застав попадает Илья Муромец, то для одних сказителей он и будет третьей заставой, а для других этого не будет, то есть Илья Муромец станет четвертой заставой, но тогда он не считается. Заставы могут быть самые разные, но они имеют жесткую последовательность. Я сейчас их перечислю, но не так, как они даны в конкретных былинных текстах, а дам сводный вариант всех возможных типов застав, жестко сохраняя их последовательность.

Это могут быть, во-первых, горы толкучие. Во-вторых, змеи шипучие. В-третьих, птицы клевучие, Далее, звери рыскучие. И наконец, змеи шипучие или, как вариант, змеи ползучие. Удивляет, почему в списке могут быть змеи два раза. Разумеется, что у конкретных сказителей змей два раза не будет, будут либо одни, либо другие. Змеи располагаются или после зверей, что, в общем, логично, или же змеи располагаются до птиц. Начнем с толкучих гор. Между этими сталкивающимися горами Дюк на своем чудесном коне просто проскакивает. Ничего больше здесь Дюку не грозит. Что это за такие толкучие горы? Образы сталкивающихся скал нам достаточно хорошо известны – в греческой мифологии Симплегады, мимо которых проскакивает Арго. Но здесь это что-то другое. Что стоит за образом греческих Симплегад? Понятное дело, что это чрезвычайно узкий пролив, который грозит кораблям гибелью. Откуда узкий пролив для русского человека?! Здесь равнины. Но тем не менее и на равнине, если хорошо поискать, можно найти аналог сталкивающихся гор – для этого нужно поднять голову вверх, и, естественно, мы получим тучи. И тогда толкучие горы – это именно сталкивающиеся тучи. И тогда понятно, откуда берутся те самые змеи, которые идут фактически выше птиц. Это, совершенно очевидно, молнии. И в таком случае мы получаем потрясающую по красоте картину – Дюк на своем коне определенно скачет сверху вниз. С неба на землю. И после последней заставы – змеи, которые уже обычные земные пресмыкающиеся и вполне могут быть названы ползучими, – и уже после этих земных змей может быть следующая застава: Илья Муромец.

После мягкой посадки начинаются взаимоотношения с земными героями. Илья Муромец в подавляющем большинстве былин находится на заставе. И он там весьма гостеприимно… спит. Он дает возможность Дюку войти в мир людей, пересечь границу миров. Это очень распространенный в мифологии мотив «сон у брода или моста», когда сон на магической границе фактически становится средством открытия врат потустороннего мира. Подобное встречается и в сказках, и в эпосе многократно, это огромная отдельная тема. Былина о Дюке – прекрасный пример среди прочих.

Итак, Дюк видит шатер, видит спящего богатыря и понимает, что это Илья Муромец. Дюк думает: я поставлю рядом с его конем своего коня и, если кони будут мирно есть зерно, «пойду в шатер – не тронет богатырь», а если кони будут драться, то Дюк не решится заходить в шатер и поедет восвояси. Заметим, что Дюк всячески пытается решить дело миром. Он ставит коня рядом с конем Ильи, кони мирно едят зерно, Дюк входит в шатер, Илья просыпается, радостно приветствует Дюка и с присущей Муромцу честностью говорит: когда тебя в Киеве будут обижать, присылай мне весточку, я буду тебя защищать. Заметим, что для Ильи Муромца, большого специалиста по киевскому гостеприимству, нет никаких сомнений в том, что Дюка в Киеве будут обижать. Никаких «если», одно категорическое «когда». И никак иначе.

Дюк приезжает в Киев и видит его состояние. Над воротами одна местная икона, на улице грязно, мосточки, то есть тротуары, которые были в древних русских городах, подгнившие и тому подобное. Дюк очень переживает, потому что, идя по Киеву, замарал свое цветное платье. Входит в палаты, видит женщину, по его понятиям скромно одетую, он ей говорит: «Здравствуй, портомойница». Она оскорбляется: «Как ты, невежа, посмел называть меня, княгиню Апраксию!» Иногда там же, в палатах, находится князь Владимир. Но гораздо интереснее те варианты, когда Владимира в палатах не случилось. А где же находится в этот момент Владимир? А он находится в церкви. А что он там делает? Если вы думаете, что он там молится, то вы сильно недооцениваете условия древнерусского быта. Что такое церковь для жителя Древней Руси, особенно для жительницы? Это единственное место, куда знатная женщина могла вообще выйти. В лучшем случае ее сначала отец, а потом муж мог взять с собой, когда он едет к кому-нибудь в гости, соответственно, она пообщается с подругами. А так единственное место выхода в люди для русской знатной женщины – это церковь. Новый жемчужный парчовый убор есть, но куда его надеть? А только в церковь. И посещение службы превращалось в замечательный парад мод, мнения священников по этому поводу я скромно опущу. То, что церковь служит именно этим целям, в былине подчеркивается сразу же, потому что рядом с Владимиром стоит первый киевский щеголь – Чурила Пленкович. «Щеголь» – это слово современное, а в тексте используется замечательное устаревшее слово «щап», от старинного глагола «щапить», то есть щеголять. Между прочим, у Пушкина в «Евгении Онегине» есть такие строки: «Всё, чем для прихоти обильной торгует Лондон щепетильный». Щепетильный – не деликатный в современном смысле, а именно в старинном смысле – щегольской. Итак, первый киевский щеголь стоит рядом с Владимиром, приходит Дюк, и далее деталь удивительной психологичности, почему я и называю эту былину первым русским романом-фэнтези. Дюк во время службы стоит и смотрит, до какого же чудовищного состояния русская грязь довела его заморскую одежду, он стоит и оглядывает собственное платье, которое, по мнению Дюка, всё испачкано. Чурила говорит Владимиру, естественно во время службы, что это не молодой боярин Дюк Степанович, а это какой-то холоп, он ограбил князя или боярина, потому что «всё стоит и на платье дивуется». Изумительная психологическая деталь. То есть если человек впервые наденет на себя дорогую одежду, то он будет стоять и сам себя оглядывать. А наличие грязи на этом платье, по мнению Чурилы, не заслуживает никакого внимания, Чурила ее просто не замечает. Далее служба кончается, Дюк здоровается с Владимиром, объясняет ему, что он действительно Дюк из Индеи богатой, и Владимир ведет его в палаты пировать.