Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград - Борис Батыршин

– Идут, – сообщил Следопыт.

От границы сайвы двигались две темные фигурки. Казаков оглянулся на море: море отступало, оставляя полоски взбитой пены и клочья водорослей. Деревянная осклизлая решетка садка-причала была уже почти полностью на обсохшей литорали. Крупная панцирная рыба билась в луже, какие-то мелкие твари, панически размахивая клешнями и хвостами, мчались вдогонку воде. Приливные черви со слабым всхлипом втягивали свои трубки в норы. «Альтаир» уже маячил где-то вдали, в километре, не больше, от берега: Неретин боялся зацепить килем дно в малознакомых местах. Следопыты поспешно одевались и озабоченно обтряхивали автоматы. Рокерские девицы, вдруг застеснявшись чего-то, тоже принялись натягивать балахоны.

Фигурки среди камней ускорили шаг. Последние метры они преодолели почти бегом и остановились, с любопытством (довольно-таки жадным, сразу подсчитав, что женщин среди выгруженных больше мужиков) озирая табор. Герцог встал с песка, с достоинством отряхнул и одернул свое одеяние. Казаков, неспешно натягивая рубашку, разглядывал панков.

Юнцы сильно изменились – похудели, загорели до черноты, отрастили ежики на головах и равновеликие редкие бороденки. Одеты они были легко и странно: плавки, широкие кожаные портупеи на голое тело, самое интересное – плащи из шкур обезьян, закрывавшие плечи, спадавшие по спине до пояса и с капюшонами.

Сейчас капюшоны были откинуты. На ногах было нечто вроде кожаных унт с деревянными, видимо, подошвами; на портупеях висели ножи, топоры и короткие деревянные лопатки. Грудь и левая рука одного из парней были исполосованы страшными, корявыми шрамами.

– Еще привезли? – хрипловато спросил этот израненный, обращаясь к Казакову.

– Еще, – подтвердил Казаков.

– Это хорошо, – раздумчиво сказал парень со шрамами и еще раз оглядел рокеров, подошел к герцогу, сразу выделив его как главного, протянул руку, представился: – Виктор.

– Роман, – не менее лаконично ответствовал герцог.

– За что это вас?

– Война была… – Герцог искоса глянул на координатора. Израненный Виктор сделал большие глаза.

– Вот даже как… Ладно, потом расскажете. Сейчас улов соберем и пойдем в гости.

– Мы поможем, – оживился герцог и сделал головою приглашающий жест. Офицеры повскакали с песка и обступили панков.

Через несколько минут старые и новые ссыльные обирали обсохшие верши, откапывая уходящих в песок тварей и сдержанно матерясь или визжа – в зависимости от пола, – когда какая-нибудь из них кусала за палец. Добыча складывалась в мешки, извлеченные панками из-под плащей. Через полчаса сбор даров моря был завершен.

– С нами пойдете? – обратился Виктор к Казакову. – У нас вообще-то проблемы…

– Пойдем. – Казаков открыл футляр рации, покопался в ней, сообщил на «Альтаир», что отправляется инспектировать быт ссыльных. – Далеко?

– Нет, часа полтора…

Через час они шли по едва заметной тропинке через сайву. Она была не совсем такая, как дома. Среди привычных саговников («ананасов», как их называли ссыльные) попадались росшие пучками, из одного мясистого пня, побеги тех самых коленчатых стволов. Из каждого узла рос пучок черных листьев, и все это растение очень напоминало безумную гигантскую икебану из бамбука, морских ракушек и листьев саговника. Виктор, накинув на голову капюшон, шагал рядом с координатором. Он выглядел довольно нелепо; впрочем, и сам Казаков, и Следопыты (один впереди колонны, двое чуть отстав), и новые ссыльные смотрелись не менее живописно: в своеобразных венках из побегов саговника, похожих на гигантские вороньи гнезда. Их соорудили по совету «аборигенов»; оказывается, в листве «бамбука» обитали «пиявки» – существа, обладающие привычкой падать сверху на все движущееся и кусать. Яд пиявок, видимо, мог парализовать любого теллурийского зверя. Для человека он был не смертелен, но очень болезнен и оставлял долго заживающую язву. Второй панк, молчаливый «Фенимор» (как звал его Виктор), продемонстрировал на плече круглую рану с красным дном с металлический рубль величиной.

– Двое погибли, – вполголоса и бесстрастно рассказывал Виктор. – Один еще в июне – обезьяны напали, тогда же и меня покоцали, еле выкарабкался… Второй, Швед, два месяца назад. Можно сказать, по собственной дурости. Они с Фенимором, – Виктор дернул плечом назад, на своего спутника, который замыкал колонну ссыльных, – затеяли поход вокруг озера, ну и нарвались на какую-то х…ю. Привидение, а?

– Что? – не понял координатор.

– А хрен его знает. Фенимор сказать ничего толком не может. Месяц из землянки не вылезал… Мы его нарочно пинками ходить на побережья заставляли, чтобы в себя пришел. Эй, Фенимор! – обернувшись, заорал он. – Начальство хочет знать про твое привидение!

Казаков даже за тридцать шагов увидел, как побледнел Фенимор.

– Зае… вы меня, – огрызнулся он, но без уверенности в голосе. – Что я, помню, что ли? Темнело уже…

– Ну-ка, иди сюда, – всерьез заинтересовался Казаков. – Рассказывай.

ДНЕВНИК КАЗАКОВА

7 тиберия.…толком ничего. Какое-то серое, бесформенное облако выползло из леса, когда они шли пляжем, и обволокло Шведа, тот сразу же упал. Фенимор клялся, что при движении облако выбрасывало «рога», и что сквозь него просвечивала лунная дорожка на озере. Сам он чуть не рехнулся от страха, хотя облако так и застыло над Шведом, никаких поползновений напасть на спутника своей жертвы не делало. Баныпи, короче, а-ля Саймак. А панки назвали его Бэби Элис. На тот мысок они больше не ходят, и вообще на ту сторону озера.

Эх, мало было мне обычной фауны – баныпи пошли… Устроились наши ссыльные солидно. Здесь к озеру с пологих холмов стекают два ручья, прорыв глубокие отвесные овраги; панки выкопали свои землянки на «острове» между оврагами и озером, в месте, недоступном никакому хищнику. Разве что Бэби Элис по воздуху прилетит.

Перешеек, соединяющий их Берлогу с «большой землей», перегородили забором и рвом; смастерили плоты, ловят рыбу, разводят каких-то икронесущих черепах – в общем, перебиваются. Двух своих женщин имели, видимо, по очереди, соблюдая осторожность: ни одна до сих пор не беременна. Явный лидер – некто Филин (в миру Георгий Пылин, о как!); они вроде бы заключили мировую с нашим герцогом, ну, я на всякий случай предупредил: то, се… Оный Филин имел со мною беседу: они, оказывается, боятся, что зимой приливная фауна оскудеет и поселение ссыльных вымрет с голоду. Договорились вот о чем: мы им будем подбрасывать регулярно картошку и теплые вещи, а они будут рубить и оттаскивать на побережье лес. А то земной пора кончать валить… Ссыльнопоселенцев теперь здесь – 16 мужиков и 12 баб; пусть трахаются, радуются жизни, не ходят на тот конец озера и работают в меру сил во славу Первограда.

Кстати, этот покусанный Виктор высказал здравую мысль: Бэби Элис – разновидность ночесветки, только покомпактнее. Тогда, выходит, с ней можно бороться огнем… В Первограде все спокойно, даже удивительно. Я начал писать положение о каторге, хватит легионерам загорать…