Дунай. Река империй - Андрей Шарый

Здесь, на бывшем пустыре, отрезанном от Дуная и Прута только узкоколейкой, на стыке самых дальних рубежей трех государств, особое звучание должно приобретать понятие “Европа”. Автодорога из украинского города Рени в Румынию через новоприобретенные земли Молдавии устроена так, что сразу после погранпункта шоссе E87 втыкается в трассу E584, потом минует еще одну заставу, а оттуда виден уже и мост через Прут, за которым несут службу пограничники из Галаца, быть может, потомки тех самых пехотинцев 6-го полка, что полтора столетия назад маршировали под музыку оркестра Ивановича. Всю Молдавию – слева новенький, с иголочки, Международный свободный порт в виде хаотичного скопления ангаров и бензозаправка с устрашающим названием Tirex Petrol, справа стадион сельского футбола Dunărea и российская автоколонка “Лукойл” – можно промахнуть за две минуты, если б не придирчивая и подчас небескорыстная строгость сотрудников контрольных служб. Коли не повезет (что более чем вероятно), застрянешь на полдня, успеешь поразмышлять о Смыслах Реки.

Нагромождение разного рода преград – полицейские шлагбаумы в голове и за хвостом плотной автоколонны, слева-впереди плещется одна большая река, впереди-наискось волнуется другая, по разноформатному забору по бокам, да еще бензиновая вонь, и радиоприемник обещает ветер и осадки – заставляет саму природу жизни вступать здесь в вопиющее противоречие с ее дурацкими условностями и нелепыми ограничениями. Будучи фрагментом такой дорожной сцены, Дунай предстает в роли досадного, убивающего время и пожирающего силы препятствия. Однако та же река и с не меньшим успехом способна выступить в образе парадной императорской дороги. На нарядных барках со знаменами и вымпелами или на пароходах, украшенных символами власти и букетами цветов, любили сплавляться по Дунаю Бабельсберги, Виттельсбахи, Габсбурги, османские паши и валашские господари. Не монархи благословляли реку – она благословляла монархов.

Милан Кундера в знаменитом эссе о трагедии народов, зажатых между Россией и Германией, вывел главное правило построения Центральной Европы: максимальное разнообразие при минимальных размерах. Центральная река Дунай, наколовшая на себя – словно кусочки мяса на шампур – обычаи, навыки, традиции, языки, уклады многих народов Европы, “правило Кундеры” подтверждает. И одновременно опровергает, потому что краски этой пестроты стерты вечной монотонностью водного потока. Я взялся бы утверждать, что дунайские пейзажи невероятно живописны и переменчивы, если бы с такой же степенью убедительности нельзя было доказать, что они на редкость статичны и малопривлекательны – эти бесконечные луга и лесопосадки, однообразные степи и пустоши, необозримые камыши и плавни. По яркой и невзрачной реке, навевающей тревогу и покой, забвение и отчаяние, европейский Запад неспешно перетекает в европейский Восток. На словацких, болгарских, украинских широтах это заметно отчетливо, еще и потому, что Дунай – единственная основательная горизонтальная голубая нить Старого Света, различимая даже на маленьком школьном глобусе.

Современный будапештский автор Анна Йокаи, представляющая в венгерской литературе патриотические евразийские круги, составила целокупный список понятий, характеризующих разницу восприятия мира у истоков и в низовьях великой реки. Это словно рубеж света и тени – между действенностью и созерцательностью, между энергией и негой, между рациональностью и чувственностью. “Исконный принцип Востока: жизнь земная – мираж, – считает Йокаи. – Исконный принцип Запада: жизнь земная – единственная реальность. Восток означает: лучше не делать, чем делать. Запад означает: делать, делать, делать. Восток медитирует. Запад осуществляет. На Востоке в Боге – ничего человеческого. На Западе Бог слишком очеловечен”.

В повседневной жизни контрасты бытия на дунайских берегах не представляются столь изысканными. Если томишься в автопробке между первым и вторым молдавскими пограничными постами, то невозможно даже представить себе, что всего-то в сотне километров от Международного свободного порта Джурджулешты Дунай всею силой жидких кубокилометров извергается в Черное море. И там – совершенно другое ощущение свободы. Парадигма Йокаи не нова и может быть описана, скажем, противоречиями западной и восточной христианских практик, в частности различиями между протестантско-католической этикой и православной моралью. В этом смысле рубец наложения разных европейских укладов жизни довольно точно определен историей, он примерно на 1330-м дунайском километре, за хорватским городом Вуковар, где из ведения Рима река формально переходит под юрисдикцию православных патриархий. Раньше-то главная линия разлома была еще резче: сперва антично-варварской, потом исламско-христианской. Мало-помалу место религии в общественных борениях заняла культура, главный нынешний носитель и накопитель духовных ценностей. Но по большому счету такая замена не изменила ситуацию: конфликты, может, и стали менее жестокими и кровопролитными, но вот мир не стал менее беспокойным.