Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

будет достаточно, – прохрипел Окумура. – Половина города видела колдовство в балагане, и эти люди дадут показания, если потребуется.

Каждый удар сердца отзывался острой болью в груди, но Окумура раз за разом продолжал наступать, пытаясь загнать ведьму в угол. Пускай он лучше умрёт здесь сегодня, чем вновь покажет слабость перед лицом этой бесчеловечной гадины! Слабость, которой – Окумура не сомневался в этом – вероломная ведьма в очередной раз не побрезгует воспользоваться.

Она снова исчезла из поля его зрения. За спиной раздался тихий шорох. Тяжело дыша, но не позволяя мечу дрогнуть в руке, Окумура повернулся – и лицом к лицу столкнулся с бледным ликом маски. Но не успел он наброситься на ведьму, как та опередила его, вцепившись Окумуре прямо в горло.

Меч с глухим звоном выпал из ослабевших пальцев, и Окумура почувствовал, что обмякает в хватке ведьмы – словно она начала тянуть из него последние силы.

– Ты меня не понял. – Даже не видя лица колдуньи, Окумура откуда-то знал, что она улыбалась. – Я не боюсь ни обвинений в колдовстве, ни охоты, которую на меня объявит тайная полиция, ни даже твоих пустых угроз. Моя цель куда больше, чем ты можешь себе вообразить, и совсем скоро я добьюсь своего.

Ведьма была невысокой и хрупкой, но, как бы ни бился Окумура, ему не удавалось ослабить её хватку. Лишь теперь, оказавшись к ведьме так близко, Окумура заметил, что одну из рук она всё это время прятала в широком рукаве своего старомодного одеяния. Страх вернулся к Окумуре с новой силой. Ему не хотелось даже думать о том, что ведьма могла скрывать там.

– Как мелочны люди, как низок порой полёт вашей мысли, – продолжала говорить ведьма, и голос её, как показалось Окумуре, вдруг стал намного ниже. – Вы даже вообразить не в силах, какие возможности способна даровать вашим тщедушным телам хотя бы искра той живительной силы, за которую тайная полиция теперь готова удавить всех и каждого.

Пальцы ведьмы крепче сомкнулись на горле Окумуры, отчего он стал задыхаться.

– Всего лишь слабые люди, – продолжала ведьма. – Озлобленные и жестокие. Как и ты, Окумура, и твой друг-якудза. Знаешь, что всех вас объединяет?

Градоправитель не мог произнести ни слова, но ведьме, похоже, его ответ и не требовался. Она наконец вытащила руку, которую держала в рукаве, и протянула её Окумуре.

В этот миг луна снова выглянула из-за туч, и потому Окумура смог отчётливо рассмотреть, что на ладони ведьмы лежало окровавленное человеческое сердце…

Теперь Окумуре стало по-настоящему жутко. Он ещё отчаяннее забился в руках ведьмы, из последних сил пытаясь отвести взгляд от куска мяса, который, похоже, ещё совсем недавно давал кому-то жизнь. Но ведьма рывком подтянула его к себе, отчего Окумура лишь издал сдавленный хрип.

– Знаешь, почему я до сих пор не забрала твоё сердце? – прошептала она. – За тобой и Хаяси должок, и я этого не забыла. Пока ты мне нужен – ты будешь жить. Не забывай об этом и не пытайся снова меня подвести: второго напоминания не будет.

Она разжала пальцы, и Окумура грузно завалился на пол. Он жадно хватал ртом воздух и сипло дышал. Ему хотелось поднять голову и посмотреть этой твари прямо в глаза, но боль в сердце не давала разогнуться. Окумура видел перед собой лишь полы белого одеяния ведьмы. Его меч, его верный друг, тускло блестел в стороне – но он был слишком далеко, незаметно для колдуньи его не достать.

О Великий Дракон, если бы ненависть можно было обратить в оружие, Окумура тотчас же поразил бы колдунью, не дав ей больше и шанса ускользнуть!

Очередной удар сердца отозвался в груди невыносимой болью. Перед глазами всё стало меркнуть, в ушах зашумела кровь. Мир вокруг начал двоиться и расплываться, словно в каком-то дурном видении.

Ведьма легонько толкнула Окумуру, и он, как полупустой мешок с рисом, завалился на спину. Она нависла над ним – безразличие на бледной маске оттенял лишь лихорадочный блеск глаз, в которых, казалось, плескался весь мрак этого мира.

– Не думай, что я забуду о том, как ты пытался натравить на меня тайную полицию. – Окумура готов был поклясться, что эта поганая ведьма снова улыбалась. – Вот только расплачиваться за это будешь не ты.

Истинный смысл слов колдуньи дошёл до Окумуры не сразу. Но как только осознание достигло разума, он встрепенулся, и из груди вырвался отчаянный вопль:

– НЕ СМЕЙ!

Из последних сил он вцепился в ненавистную маску, и ведьма, не ожидавшая от него такого рьяного отпора, тут же отпрянула. Но было поздно: маска осталась в руке Окумуры, и мгновением спустя она рассыпалась на стайку бледных мёртвых мотыльков, с тихим шорохом попадавших на пол.

Градоправитель уже не видел этого: его взгляд был прикован к лицу ведьмы. Всё исполосованное шрамами, обожжённое: кроме глаз, на нём не было живого места. Какой раньше была эта женщина, теперь не смог бы сказать никто.

И ненависть, отразившаяся на лице ведьмы, ещё больше исказила её и без того уродливые черты.

В коридоре послышались торопливые шаги. Должно быть, кто-то из слуг услышал крик Окумуры.

– Ты за это поплатишься, – пригрозила ведьма. Силуэт её стал прозрачным, словно она и впрямь была призраком, а потом истаял вовсе.

В глазах темнело, грудь, где надсадно билось больное сердце, словно стянуло железным обручем. Лишь боль удерживала Окумуру в сознании. Боль и желание выжить во что бы то ни стало придали сил дотянуться до маленького мешочка, который Окумура всегда носил на поясе.

Там лежали пилюли, способные спасти ему жизнь.

Непослушными пальцами Окумура попытался ослабить завязки, чтобы достать хотя бы одну пилюлю, но руки окончательно перестали его слушаться. Он задыхался: сердце в груди будто начинили длинными и тонкими иглами, которые резали его изнутри и одну за другой разрывали ниточки, ещё связывавшие Окумуру с жизнью…

* * *

Когда в кабинет вбежали двое перепуганных слуг и охранник с мечом наперевес, сердце градоправителя уже не билось. Спасительная пилюля, до которой он так хотел дотянуться, лежала на роскошном хамаадском ковре, устилавшем пол кабинета. Лежала в насмешливой близости от скрюченных пальцев Окумуры, поправ его последнюю и отчаянную волю к жизни…

Час спустя в саду особняка собака сторожа обнаружила давно остывшее тело Яно, в груди которого зияла огромная рваная рана.

Кто-то вырвал бедняге сердце.

Глава 14. Уми

Спалось Уми тревожно. Несмотря на слабость, навалившуюся после не в меру насыщенного событиями вечера, крепко заснуть