Тени заезжего балагана - Дарья Кочерова

я способна смеяться над такими вещами!

На глаза домоправительницы навернулись слёзы, и Уми стало стыдно. Она подошла к Томоко и обняла её.

– Прости меня. Я не должна была так говорить с тобой. Но, даже если это и правда, я не желаю видеть эту женщину. Для меня она всё равно что умерла в тот день, когда бросила нас.

– Нет! – воскликнула Томоко, и слезинки одна за другой покатились по её щекам. – Это страшный грех, говорить такое о своей матери!

– Нет у меня матери, Томоко. – На миг Уми самой стало страшно от того, какое отчуждение сквозило в собственном голосе, но она продолжала говорить то, что рвалось из её души столько лет: – Если отец готов простить ей всё и принять назад, то я никогда не смогу сделать этого. Никогда! Лучше я уйду из клана и из города, лишь бы не касаться больше этого позора!

Томоко потянулась было к ней, желая не то утешить, не то сказать ещё что-то, но Уми отстранилась и торопливо зашагала к лестнице. На глазах закипали жгучие слёзы – все слёзы, которые она так и не смогла выплакать до конца, когда узнала, что оказалась не нужна собственной матери. Уми не хотела, чтобы кто-то видел её такой – слабой и раздавленной, неспособной справиться с тем, что на неё обрушилось.

Откуда-то в ослабевшем теле взялись силы, и Уми пролетела по лестнице так быстро, как никогда прежде. Мимо Нон, которая застыла, прижавшись к стене, – удивлённое лицо служанки отпечаталось на грани видимости и тут же исчезло за пеленой слёз. Мимо говорящего обезьяна, сидевшего на веранде с миской какой-то снеди. Мимо остолбеневшего Сибаты, который, похоже, окликнул её, но Уми уже ничего не слышала и не видела…

Она даже не заметила, что выскочила на улицу босая. Что растрепался аккуратный хвост, который собирала Нон, и теперь тёмные пряди хлестали по лицу, словно пощёчины. Не заметила, как выскочила из ворот для прислуги и помчалась вниз по поросшему соснами склону, прямиком к реке. Не поняла, как оказалась по пояс в ледяных водах Ито – не почувствовала ни холода, ни боли от острых камней, врезавшихся в стопы.

Уми закричала так громко, что испуганные птицы порхнули с веток близрастущих деревьев. С этим криком из сердца рвались все предательства и горести, которые ей довелось прочувствовать за эти проклятые дни. Со слезами выходила вся боль, запрятанная в глубине души долгие годы…

Однако ни слёзы, ни крик так и не принесли желаемого облегчения. Уми лишь сорвала голос и застучала зубами от холода. Но вместо того, чтобы выбраться на берег, она зашла ещё дальше в реку. Теперь ноги не касались дна, и она едва могла держаться на поверхности – окоченевшие руки с трудом гребли, унося Уми всё дальше от берега.

Она опустила лицо в воду и увидела, как на неё смотрит по меньшей мере сотня пар глаз. Тени, что встретили её в пруду усадьбы Хаяси, оказывается, всё это время ждали здесь. Ждали, когда она вернётся, чтобы рассказать правду.

Уми подняла голову, набрала полную грудь воздуха и скрылась под водой.

Конец первой части

Примечания

1

С 20 и 22 часов соответственно.

2

Временной отрезок с 4 до 6 часов утра.

3

Обращение к главе клана якудза.

4

Священнослужитель.

5

Примерно 2 часа дня.

6

Час Змеи начинался примерно в 10 утра.

7

Плоская подушка для сидения.

8

Примерно 4 часа дня.

9

Почтительное обращение к принцессе, на что указывает частица «о-» и последний иероглиф «-сама» (

).

10

Около 18 часов.

11

Колобки из клейкого риса, насаженные на шпажку и покрытые бобовой пастой.

12

Это не ирония принца. Название буквально означает «Город озёрного эха» (

).

13

То есть примерно полдень.

14

Дословно его имя переводится как «Гигантский сом, колеблющий землю». Считается, что землетрясения происходят, когда Оонамадзу машет своим хвостом.

15

То есть полночь.

16

Вежливое обращение к незнакомой девушке.

17

Речь идёт об иероглифе

, который состоит из двух наложенных друг на друга иероглифов , что означает «гора».

18

Дословно переводится как «проклятие».

19

С 14 до 16 часов.

20

Иначе говоря, духа-пленника. Им может стать как ёкай, так и сильный призрак, который по той или иной причине не способен обрести покой в Стране Корней. Попав во власть колдуна, призрак или дух обретает зримую телесную оболочку благодаря силам колдуна и становится торико (

). В облике торико призрак или дух очень страдает и потому старается как можно скорее исполнить свою часть уговора с колдуном, ведь только после этого тот сможет разорвать связывающие их узы и отпустить торико. Создание торико считается запретным колдовством, использование которого приравнивается к отступничеству, как и обращение к стихии металла или к магии крови.

21

Татари,

.

22

Речь идёт о ки́цунэ – лисе-оборотне, который, как и большинство ёкаев, любят дурить людей и всячески им пакостить. Чем старше кицунэ, тем больше хвостов у него появляется (каждая сотня прожитых духом лет равняется одному хвосту). То есть бабушка Абэ говорит о хитром, как древний ёкай, человеке, справиться с которым будет не так-то просто.

23

Из-за того, что при цветении бамбука отмирает верхняя часть дерева, тейсэнцы полагали это дурной приметой.

24

Жаргонное слово, которым якудза обозначают всех, кто не принадлежит к их миру.