Политическая полиция и либеральное движение в Российской империи: власть игры, игра властью. 1880-1905 - Любовь Ульянова

В Заграничной агентуре также существовало негласное наблюдение, но, учитывая специфику деятельности этого учреждения политического сыска, вряд ли стоит ставить знак равенства между этими формами негласных наблюдений. Так, в 1890 г. при наблюдении за народовольцем П.Л. Лавровым «было… установлено, что названный революционер посетил два раза некоего Максима Ковалевского, прибывшего из Москвы 14/26 января… Из дальнейших расследований усматривается, что упомянутый Ковалевский, принадлежа к либеральному кружку в Москве, оказывает разные услуги революционерам, сочувствуя вообще революционному движению как за границей, так и в России»806. Аналогичным образом были установлены контакты «либералов» с эмигрантами-народовольцами в 1894 г.807

Наряду с негласным надзором и негласным наблюдением еще одним опосредованным источником информации Департамента полиции о легальном пространстве и «либералах» были «слухи», «отзывы», к которым отсылали в донесениях чины местных отделений, чаще всего – ГЖУ. С одной стороны, такой источник сведений свидетельствует о включенности жандармов в жизнь образованного общества, а с другой – означает крайнюю скудость профессионально-разведывательной информации.

Для Департамента это были сведения, полученные даже не из вторых, а из третьих рук – ведь «отзывы» знакомых чинов ГЖУ, получаемые последними в устном виде во время частных бесед, при изложении на бумаге первоначально обрабатывались и интерпретировались самими жандармами.

Руководитель Казанского ГЖУ вскоре после вступления в должность в 1883 г. писал о роли личных знакомств: «Я нашел возможность познакомиться со многими из дворян, проживающими в Казани и с приезжавшими из уездов на праздничное время, встречаясь при взаимных посещениях и в клубе… о земстве я не имею еще подробных сведений, но некоторых из представителей земства я знаю… ознакомясь лично с большинством профессоров и собрав о них посредством моих прежних знакомых и из других источников сведения, я имею некоторую возможность высказать, если не вполне точное и не о каждом лице отдельно подробное мнение, то в общем могу вывести заключение»808. Трудности знакомства с этой целью испытывал начальник Калужского ГЖУ (политический обзор за тот же 1883 г.): «Изложение настоящего отдела (общее настроение народонаселения. – Л.У.), основанное на личных наблюдениях чрез знакомство с разнообразными элементами общества, представляет крайние затруднения. Надо иметь много такта, чтобы поддерживать со всеми без исключения лицами в губернии добрые отношения, из которых можно было бы извлекать сущность требуемого заключения по означенному отделу и, наконец, вращаться по возможности во всех слоях общества, не отказываясь от участия в общественных и частных удовольствиях, что трудно, так как тесно связано с материальными средствами»809.

Чины ГЖУ часто ссылались на суждения служащих различных государственных структур, преимущественно полиции, губернской администрации и прокуратуры810. Типична фраза начальника Бакинского ГЖУ, который в 1903 г. сообщал в Департамент о «либеральном» председателе городской управы А.И. Новикове: «Пристав Осипов в келейном разговоре… объяснил, что Новиков принимает на службу и оказывает материальную помощь только лицам, скомпрометированным в политическом отношении»811.

Кроме того, начальники ГЖУ в своих донесениях практиковали отсылки к мнениям «благонамеренных», «совершенно консервативных» людей, «лиц, заслуживающих полного доверия»812; использовали они и абстрактные характеристики: «по общим отзывам», «считался», «как здесь говорят», «все знающие его отзываются», «по отзывам лиц, знавших его», «по мнению многих», «заслужил репутацию», «все того мнения» и т.д.813 Так, начальник Московского ГЖУ писал в политическом обзоре за 1884 г.: «Вся Москва с нетерпением ожидала выборов, надеясь, что новый состав гласных не будет относиться к своим обязанностям столь равнодушно как прежний»814. Подобные оценки позволяют усомниться в том, что чины ГЖУ действительно воспроизводили «общее мнение» («вся Москва» в данном случае). Скорее всего, они экстраполировали позицию тех самых «совершенно консервативных людей», которые с наибольшей долей вероятности составляли круг общения начальника ГЖУ815. Начальник Московского охранного отделения более позднего периода, после Первой русской революции, А.П. Мартынов, например, так описывал свой круг общения: чины местной администрации, прокурорского надзора и кое-кто из обывателей, «принадлежавших к “правому” кругу»816.

В качестве исключения можно отметить знакомство начальника Казанского ГЖУ с М.Л. Мандельштамом и начальника Смоленского ГЖУ с председателем смоленской контрольной палаты А.И. Игнатьевым: «Игнатьев в беседе с молодежью проповедовал свои злобные чувства против существующего в России режима… и высказывал свою неприязнь жандармскому корпусу, который будто бы неодолимо тормозит все желательные либеральные проявления… Тот же Игнатьев при встречах со мною изливается в чувствах беспредельной преданности престолу и благодарности жандармскому корпусу за сдерживающее влияние»817.