Призрак Перл-Харбора. Тайная война - Николай Лузан

«Почерк размашистый и угловатый, вне всякого сомнения, принадлежал руке мужчины», — сделал вывод Дулепов, и его деятельный ум принялся искать недостающие звенья в шпионской цепочке.

Опыт и логика подсказывали ему — молодой, полный сил и здоровья Ольшевский вряд ли нуждался в медицинских услугах. Теперь, когда отпали последние сомнения в его принадлежности к советской разведке, эта, на первый взгляд, невинная, записка приобретала особый, шпионский смысл. В ней, вероятно, шла речь о встрече с агентом — японцем, возможно, с тем самым Гномом. Но это нисколько не приближало Дулепова к советскому резиденту. Связующее с ним звено — Ольшевский — было безнадежно утеряно. Единственной зацепкой оставался неведомый доктор. Это был последний шанс добраться до резидента. Теперь все решало время и, отшвырнув лупу, Дулепов распорядился:

— Модест, немедленно собрать всех своих топтунов!

— Есть! — не стал задавать вопросов тот.

— Мы немедленно подключим к поиску наружку! — быстро сообразил Сасо.

— Модест, переверни этот вонючий Харбин, но найди мне гребаного доктора! — потребовал Дулепов.

— Землю буду рыть, Азолий Алексеевич, но отыщу этого краснопузого докторишку! — поклялся Клещов и спросил: — Что с квартирой Ольшевского?

— Взять под колпак, особое внимание тем, кто имеет отношение к медицине.

— А если заявится сам?

— Он не сумасшедший! — отмахнулся Дулепов.

— И все-таки такую возможность не надо исключать, — возразил Сасо.

— Все понятно, господин полковник. Если появится, то не упустим, — заверил Клещов.

— Раз понятно, то чего стоишь? Ноги в руки и вперед! — рявкнул Дулепов.

Клещов пулей вылетел из кабинета, скатился в дежурку и собрал всех филеров. Пока он ставил им задачи, в кабинете Дулепова продолжался спор. Сасо с Ниумурой настаивали на продолжении допроса арестованных подпольщиков. Он не соглашался:

— Пустая трата времени! Я их сволочную породу знаю, скорее язык себе откусят, чем слово скажут!

— Даже если и узнаем, то это ничего не даст. Те, кто был с ними связан, уже легли на дно, — поддержал его Ясновский.

— В нашем деле любая мелочь может сыграть, — не сдавался Сасо.

— Сейчас не до мелочей. Доктор — наша главная цель! — твердил Дулепов.

— Азолий Алексеевич, может, пришло время активизировать Смирнова через Тихого? — предложил Ясновский.

— О, правильно мыслишь, Вадим!

— А нам накрутить Гнома и посмотреть, где все пересечется, — подхватил эту мысль Ниумура.

— Перспективная комбинация! — согласился Сасо и, завершая совещание, решил добавить прыти дулеповской контрразведке и пообещал: — Ищите резидента, Азолий Алексеевич, с нашей стороны отказа ни в чем не будет.

Взбодренный столь щедрым посулом, Дулепов довольно засопел и заверил:

— Господа, можете не сомневаться, на этот раз резидентура большевиков будет в наших руках!

— Успеха, господа, — пожелали ему с Ясновским японцы и покинули кабинет.

Еще не стихли их шаги на лестнице, как Дулепов начал действовать и распорядился:

— Вадим, хватит штаны протирать. Бегом на явку с Тихим!

— Я понял, но… — ротмистр замялся, — он и без того рискует, а после такой пальбы может пойти в отказ.

— Чт-о-о? Передай этому пижону, вот что он у меня получит! — Дулепов сунул под нос ротмистру фигу.

— Азолий Алексеевич, и все-таки деньжат надо подбросить. Без него Смирнова не раскрутим.

— Мерзавцы! Все продали! Царя! Веру! Отечество! — прорычал Дулепов, но полез в сейф, достал пачку купюр и швырнул ее на стол.

Ясновский торопливо запихнул деньги в карман и перед тем как уйти поинтересовался:

— И последнее. Ему какую линию поведения занять в разговоре со Смирновым?

— Самую простую. Пусть говорит все, как было, и про этих двух красных ублюдков не забудет сказать.

— А что про них говорить, если молчат?

— В том весь и фокус.

— Не понял?

— Сейчас поймешь. Раз они не говорят, то, может, живодеры Сасо развяжут им языки. Завтра, ночью, повезем их к нему.

— Вы думаете, они пойдут на акцию? Сомневаюсь. После такой мясорубки у них не хватит сил.

— Это ты так думаешь. А для большевиков отдать жизнь за своего — святое дело. Вот пусть и отдают.

— Хорошо, как прикажете, — не стал возражать Ясновский и направился к выходу.

На пороге Дулепов окликнул его:

— И вот что еще, Вадим, это очень важно: пусть твой Тихий в разговоре со Смирновым скажет, что мы ищем доктора.

— Доктора? Но это же… Если Сасо…

— Делай, что говорю! — не стал вдаваться в подробности своего замысла Дулепов.

— Есть! — козырнул ротмистр и озадаченный вышел в приемную.

Этот рискованный ход пришел в голову Дулепову в последний момент. Он надеялся, что опытный Клещов, сев на хвост Смирнову, выведет его на резидента. И тогда он снова окажется на коне, а главное — японцы продолжат платить деньги. Теперь, когда сыскная машина была запущена на полные обороты, Дулепову ничего другого не оставалось, как запастись терпением и ждать. Усталым взглядом он пробежался по кабинету, задержался на недопитой бутылке коньяка, плеснул в стакан, выпил, прошел в комнату отдыха и в изнеможении распластался на диване. Коньяк не успокоил разгулявшиеся нервы, в голову лезли дурные мысли.

«А если провал? Тогда, Азолий, твоя песенка спета, получишь под зад коленом и прощай служба» — от этой мысли Дулепова сначала бросило в жар, а потом в душе поднялась волна гнева: «Меня? Меня, который положил полжизни на борьбу с большевизмом, — и за борт? Я — столбовой дворянин! Я — русский полковник!.. Дворянин — без дворянства… Полковник — без армии… Холуй на побегушках, вот ты кто! Вербовал в агенты и пытал, таких же, как и сам, русских? На деньги япошек покупал одних, а затем предавал других. Я спасал Россию! — искал себе оправдания Дулепов. — Какую?»

И память возвратила его в далекое лето 1914 года. Русские войска лупили в хвост и гриву австрияков и немцев. В 1916 году стремительное наступление Брусилова на Южном фронте, казалось, должно было решить исход войны в пользу России. Триумф был близок, и только большевики со своим главарем Лениным каркали, как воронье, предрекая скорую гибель империи. Для молодого и карьерного жандармского подполковника Дулепова это выглядело не более чем горячечным бредом загнанных в угол злобствующих фанатиков.

В те месяцы десятки арестованных агитаторов и бомбистов прошли перед его глазами. Обреченные на каторжные работы, они вещали о скором крахе самодержавия и империи. Но прошел лишь год, и эти безбожники и голодранцы пришли к власти.