Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

Интереснее всего, что результаты анатомического исследования в 1939 г. останков Ярослава, опровергнув одну из летописных датировок его рождения (978/979 г.), в известном смысле подтвердили принципиальную возможность двух других (988/989 и 998/999 гг.), поскольку точный возраст князя на момент смерти так и не был установлен. Некоторые кости скелета в самом деле имели резко выраженные старческие особенности, характерные для человека семидесяти и более лет (именно это и утверждает Лаврентьевская летопись: «Жив же всех лет 70 и 6»). Но состояние костей далеко не всегда соответствует биологическому возрасту организма. Чрезмерные нагрузки и болезни преждевременно старят костную систему, и у пожилых людей разница между их подлинным возрастом и относительным «возрастом» скелета (по его фактическому состоянию) может достигать десяти и даже двадцати лет.

Обследование скелета Ярослава выявило, что в детстве он страдал от врожденной патологии — вывиха (или подвывиха) правого тазобедренного сустава, — которая уже в зрелые годы осложнилась болезнью правого коленного сустава, а затем и переломом обеих костей правой голени, закончившимся срастанием бедренной кости с наколенником и полной неподвижностью коленного сустава. Этот физический недостаток Ярослава бегло отмечен Повестью временных лет в статье под 1016 г.: «и нача воевода Святополчь, яздя вьзле берег, укаряти новгородци, глаголя: что приидосте с хромьцем сим?»[160] Врожденный порок неблагоприятно отразился также на позвоночном столбе: второй и третий грудные позвонки рано срослись, межпозвонковые ткани и суставы окостенели, вследствие чего позвоночник искривился. Ввиду столь тяжелых болезненных изменений в костной системе, развившихся у Ярослава еще смолоду, исследователи пришли к выводу, что в действительности князь прожил по крайней мере на восемь лет меньше того срока, который отмерила ему Лаврентьевская летопись, то есть не 76, а не больше 68 лет. Это делает вероятным его рождение около 988 г., в полном согласии с теми летописями, которые пишут под 1016 г.: «бе же тогда Ярославу лет 28». И даже более того. Отличная сохранность костей черепа (ни следа старческих изменений в челюстях, наличие всех зубов и т. п.), явным образом контрастирующая с изношенностью других частей скелета, подвергшихся патологической деформации, позволяет говорить о том, что на смертном одре Ярослав выглядел человеком не старше 50—55 лет — на чем настаивает Ипатьевская летопись, относящая его появление на свет к самому концу X в. (998/999 г.).

Обе наиболее вероятные даты рождения Ярослава (988/989 и 998/999 гг.) ставят под сомнение его происхождение от брака Владимира с Рогнедой. Упоминавшаяся выше заметка под 1000 г.: «В се же лето преставися и Рогнедь, мати Ярославля» — не меняет дела, поскольку, безусловно, принадлежит позднейшему редактору Повести временных лет. Современник, конечно, назвал бы вместо Ярослава, который мало кого интересовал в 1000 г., старшего сына Рогнеды — Изяслава. Тут кстати вспомнить, что полоцкие князья XI—XII вв. в обоснование своей наследственной и непримиримой вражды к потомству Ярослава («Ярославлим внукам») настойчиво выделяли себя в отдельную генеалогическую ветвь великокняжеского рода («Рогволожичи») именно по женской линии, через Рогнеду[161], тем самым отрицая родство Изяслава и Ярослава по матери. Пожалуй, единственное, что можно сказать о матери Ярослава, — это то, что она, судя по антропологическим чертам ее сына, была славянка северного (новгородско-поморского) типа.

Подытоживать приходится тем, что достоверные сведения о Ярославе до 1014/1015 г. исчерпываются тремя фактами: при крещении он получил христианское имя Георгий, в последние годы жизни Владимира княжил в Новгороде и был женат первым браком на некоей Анне. После вскрытия саркофага с ее именем в новгородском соборе Святой Софии было установлено, что в нем покоилась женщина, скорее всего не дожившая до 35 лет. Наиболее вероятной датой ее смерти следует считать интервал между 1018 г. (когда «жена государя Руси» Ярослава, по свидетельству Титмара, еще находилась в Киеве) и 1019 — началом 1020 г., так как затем Ярослав женился вторично на шведке Ингигерд. Если верно предположение, что Анна была примерной ровесницей Ярослава, то появляется косвенный аргумент в пользу датировки его рождения временным промежутком между 985 и 990 гг.

Родословная (по матери) Бориса и Глеба представлена в древнерусских памятниках двумя на первый взгляд взаимоисключающими свидетельствами: Повесть временных лет (роспись детей Владимира под 980 г.) и литература борисоглебского цикла («Сказание о Борисе и Глебе» и др.) числят обоих братьев сыновьями князя Владимира от безымянной «болгарыни», тогда как по Иоакимовской летописи матерью их была «Анна царевна» (аналогичная запись есть также в Тверской летописи)[162]. Может показаться, что во втором случае речь идет о византийской супруге Владимира, однако это не так, почему Татищев в свое время и не усмотрел здесь никакого противоречия со сведениями Повести временных лет, уверенно заключив, что эта Анна, мать Бориса и Глеба, «царевна была болгарская», с чем, в общем, согласился и С.М. Соловьев.

Действительно, происхождение Бориса и Глеба от «болгарыни» фиксируется уже в самых ранних произведениях древнерусской литературы XI в. Но те же памятники одновременно указывают и на то, что святые братья были рождены от брака Владимира с особой царской крови. Восхваляя красоту, силу, умственные и нравственные качества Бориса, «Сказание о Борисе и Глебе» между прочим говорит: «сь убо благоверьныи Борис, благого корене сын… светя ся цесаръскы», то есть Борис как бы излучал царское величие, присущее ему от рождения. Важно отметить, что подобные характеристики и эпитеты не являются расхожими в древнерусской литературе XI— XII вв. и, например, в многочисленных летописных портретах князей они больше никогда не повторяются.