Беззаботные годы - Элизабет Говард

– Откуда мне знать, что ты за нее не дернешь и я не упаду? Особенно если ты в таком коварном настроении. Я тебе вообще не верю.

Полли, конечно, совершенно права. Она гадкая. Злобные мысли бурлили в ней, пока какая-нибудь не вырывалась наружу всплеском мерзости, и тогда она чувствовала себя ужасно, совсем как сейчас, – конфузилась и стыдилась того, что она намного хуже Полли, которая никогда ни на что не злилась, особенно на людей.

– Не буду я дергать, – пробормотала она, чувствуя, как глаза наполняются жгучими слезами. К ней на левое плечо легла серая от грязи жесткая ступня.

– Ладно, – сказала Полли. – Спасибо.

Клэри мыла ногу со всей тщательностью.

– Я стараюсь не щекотать, – кротко объяснила она, когда Полли заерзала.

Она знала, что если обращаться с Клэри по-хорошему, она наверняка расплачется, и потому возразила:

– Нет, не стараешься, я точно знаю.

– Спорим, Иисус щекотал апостолам ноги, когда мыл? Их было так много, что он забывал об осторожности.

– А я готова поручиться, что засмеяться они не решались. Ты заметила, что в книгах люди часто вытворяют с волосами то, что вообще невозможно сделать?

– Что, например?

– Ну, как когда Мария Магдалина вытирает волосами ноги Иисусу, или героини вышивают ими носовые платочки. Могу поспорить, волосы просто сгорят, если их погладить! И «Рапунцель, Рапунцель, спусти свои волосы вниз!» Нельзя взбираться по чужим волосам, как по веревке, – это же пытка.

– По-моему, в книге можно написать что угодно.

– А должно быть так, как на самом деле, – сказала Клэри и вылезла из ванны. – Я так и буду делать, когда стану писательницей. Ни за что не стану писать про всякие древние глупости, которые ни на что не годятся.

– Везет – у тебя уже есть карьера! Только скобку свою не забудь.

Клэри поглядела на свою скобку. Только что она была везучей, а уже в следующую минуту – совсем наоборот.

– А я как раз собиралась забыть ее, – горестно призналась она. – Могла бы и промолчать.

– Ты надень ее, – посоветовала Полли. – А потом снова сними, а я промолчу. Как будто все по-честному.

Клэри взяла скобку и с громким щелчком надела ее на зубы. Потом снова сняла. И посмотрела на Полли.

– Ты бы так не сделала, – заметила она. – У тебя было бы все по-честному.

Их взгляды встретились, Полли ответила:

– Извини, но, наверное, и правда не сделала бы. Но тебе не обязательно носить ее.

– А если бы тебе пришлось, ты бы носила. – Она вернула скобку на зубы. – Как же я восхищаюсь твоим характером, – еще печальнее добавила она. От скобки сразу стало больно, она портила все удовольствие от еды. Клэри подняла свое полотенце и чихнула.

– Не вечно же ты будешь ее носить, и по-моему, ты ужасно смелая. Так что когда-нибудь станешь красивая, как картинка.

– А стать доброй, как принцессы из сказок, не получится. Скорее уж как злая и безобразная принцессина сестра. Или кузина.

– Знаешь, что? Когда у взрослых начнется ужин, давай заберем нашу еду с собой в сад и устроим ночной пир на дереве.

– Вот здорово! Только надо дождаться, когда к нам зайдут пожелать спокойной ночи. Сделаем вид, что уже все съели, спрячем еду в кроватях, а потом сбежим.

Они снова стали подругами.

* * *

Руперт буквально вывалился из отцовского кабинета, начал было подниматься к Зоуи, потом передумал и направился в гостиную, зная, что там пусто, поскольку Дюши никогда не пользовалась ею до ужина. В гостиной было прохладно, в ней приятно и знакомо пахло душистым горошком: Дюши обожала его и летом всегда расставляла по дому букеты в больших вазах. Жалюзи были еще опущены, преграждая путь солнцу: Дюши, сетовавшая, что комната обращена не к северу, старалась не открывать в ней окна, пока еще сохранялась опасность, что в гостиную заглянет солнце. Руперт подошел к окну, поднял жалюзи, они рывком взлетели вверх и открыли взгляду закат в тревожных оранжево-пурпурных тонах, и пока он смотрел в окно, поезд, похожий на маленькую черную игрушку, старательно пропыхтел вдалеке справа налево. Руперту нестерпимо хотелось поговорить с кем-нибудь, но не с Зоуи, поскольку он точно знал, что она скажет, и его дилемму такой разговор не решал. «Бриг просил меня взяться за работу в компании». – «О, Руп! Это же прекрасно!» – «Пока что он просто предложил мне подумать. Окончательного решения я еще не принял». – «Да о чем тут думать?» И так далее. Случившееся она воспримет только как способ избавиться от финансовых проблем. И ни на минуту не задумается о том, каково это – перестать быть хотя бы отчасти художником и превратиться в дельца, то есть заняться нелюбимым делом, в котором он ничего не смыслит. С другой стороны, он все равно почти не рисует: в учебное время он слишком измотан ежедневными уроками, а каникулы вынужден проводить вместе с Зоуи и детьми, – точнее, тратить на них время. Да, их машина действительно на последнем издыхании, и поскольку визиты Клэри к стоматологу обошлись недешево, вряд ли он сможет позволить себе новую машину в ближайшем обозримом будущем. А когда Зоуи научится водить, ей захочется машину больше, чем что-нибудь еще.

Если же он начнет работать в компании, ему не придется беспокоиться о таких вещах, как покупка новой машины. На каникулах он сможет рисовать… Нет, не сможет. Отдыхать он будет всего две недели в год плюс на Рождество и на Пасху, а если ему не удавалось как следует порисовать во время длинных школьных каникул, то на короткие и надеяться нечего. Зоуи будет ждать от него какой-нибудь экзотики – поездок на лыжные курорты, и так далее. У него мелькнула мысль о художниках-любителях, рисующих по воскресеньям, и еще одна, более мимолетная, – о пути, который проделал Гоген, чтобы стать художником. «Наверное, я все-таки ненастоящий художник, – подумал он. – Живопись надо было ставить во главу угла, а мне это никогда не удавалось». Уж лучше оставить ее раз и навсегда. Скорее бы Рейчел вернулась из Лондона. Поговорить с ней было бы лучше, чем с кем-либо другим. Оба его брата могут воспринять проблему двояко, и это помешает им дать ему ценный совет.

– Не рассчитывай, что примешь решение сразу, – сказал ему Бриг. – Подумай как следует. Это серьезное решение. Однако незачем говорить, что я буду несказанно рад, если ты все-таки согласишься.

Бедный старик сдавался постепенно, не прекращая бороться со слепотой. Но видеть в компании тех, кого он называл «посторонними», он не желал. И все-таки нелегко браться за работу, когда знаешь, что твое главное, если не вообще единственное, достоинство – фамилия, которую ты носишь. Стоячие часы в гостиной пробили семь. Пора идти наверх, чтобы успеть принять ванну и переодеться.

Он ничего не собирался говорить Зоуи, которая лежала в постели, читая очередной роман Говарда Спринга, но когда наклонился, чтобы в знак приветствия поцеловать ее в лоб, она просто обронила: «Хорошо, спасибо», не сводя глаз с книги.