Змей-искуситель - Дебора Смит

Эбби обмякла напротив меня, я едва успела подхватить ее под локоть.

— Послушай, они сложили два и два, и у этих идиотов получилось пять. Это не означает…

— О, Хаш, все будет иметь значение, когда они разнюхают правду! А они медленно, но верно движутся в нужном направлении. — Эбби подняла голову и затравленно посмотрела на меня. — Хаш, они докопаются до остального. Нолан знает правду, но мои дети… — Она торопливо оглянулась по сторонам, хотя мы были совершенно одни. — Хаш, я не хочу, чтобы мои дети пострадали из-за этой истории!

— Этого не будет. — Я услышала свой голос словно со стороны. — Нет, я не позволю… — Я сжала ее пальцы холодной влажной рукой.

— Что мы можем сделать? — простонала Эбби.

— Пока не знаю. Я должна все обдумать.

— Самое ужасное, что все произошло по моей вине. Мы с Ноланом переживем это, но твои отношения с Дэвисом…

— Это не твоя вина. Виновата только я. Вероятно, я зря всю жизнь следовала золотому правилу, которое сама придумала. Но я была тогда слишком молода.

— Какому правилу?

— «Скорми людям хорошую историю, и им будет наплевать на правду».

— О, Хаш, но ведь так и есть на самом деле!

— Ладно, мы поговорим еще, когда у меня появятся какие-то мысли на этот счет.

— Прошу тебя, не оставляй меня наедине со всем этим!

— Я буду в гостинице неподалеку. — Мне вдруг стало трудно дышать, и я расстегнула свое мягкое кожаное пальто. — Мне нужно выйти на воздух. Я позвоню тебе позже. Дай мне знать, если тебе еще кто-то позвонит сегодня. Я убегаю.

Эбби обняла меня.

— Хаш, мне так жаль.

Мне следовало ненавидеть Эбби за то, что ее роман с Дэви сделал с моей жизнью. Но она ошиблась по глупости, потому что была очень молодой. В каком-то смысле это случилось по моей вине. Дэви выбрал ее из толпы зрителей, когда ей едва исполнился двадцать один год. Он приударил за ней потому, что она напомнила ему меня, когда я была молодой и когда меня легко было очаровать. Так или иначе, Эбби была единственной из его женщин, которую мне не хотелось немедленно убить…

* * *

Я прирожденный преследователь. Я проследил за Хаш до Чаттануги, проводил ее до здания Аквариума и остался ждать на улице. Я видел, как она вышла. Длинное пальто, мягкие коричневые брюки, белая блузка, слишком легкая для декабрьского дня. Она наверняка продрогла до костей, но не замечала этого, или ее это не заботило. Холодный ветер, налетевший с гор, распахнул ее пальто, пока она шла через площадь, опустив голову, засунув руки глубоко в карманы. Она думала о чем-то и шла, ничего не видя.

"Тебе холодно, — хотелось мне сказать. — Я отдам тебе мою куртку. Подними голову. Посмотри на меня. Ты же знаешь, что я здесь. Ты же знаешь, что я пошел за тобой, как делаю это всегда».

Я двинулся следом за Хаш по тихой улочке исторического квартала, вдоль симпатичных магазинчиков. Городские власти превратили старый узкий мост в красивую пешеходную зону над водой. У меня по телу побежали мурашки, когда Хаш ступила на эту конструкцию из изящного металла и бетона. Ледяной ветер набросился на нее. В это утро на мосту никого не было — даже заядлые бегуны и любители прогулок остались дома.

Хаш шла, ничего не видя, пока не дошла почти до середины. Потом, спотыкаясь, подошла к ограждению и вцепилась в поручни обеими руками. Она тяжело дышала, глядя вниз на гладкую зеленую поверхность реки Теннесси, которая медленно текла далеко внизу.

Я преодолел расстояние между нами всего за несколько секунд, она едва успела услышать топот моих ног. Хаш обернулась, покачнулась, и в следующее мгновение я схватил ее за плечи.

— Если ты бросишься вниз…

— Джейкоб? — Она посмотрела на меня с нежностью и тревогой и обхватила мое лицо ледяными ладонями. — Что ты здесь делаешь?

— Я не сдаюсь. И я тебя не отпущу.

— Но я вовсе не собиралась прыгать. Я думала о человеке, которого хотела бы столкнуть с этого моста.

— Тогда скажи мне, кто он, я сброшу этого ублюдка вместо тебя. Ты ведь готова поверить мне, Хаш. Ты хотела, чтобы я поехал следом за тобой. Вот он я. Поговори со мной.

Словно признавая свое поражение, сдавая укрепления, забывая о гордости, Хаш медленно закрыла глаза.

— Эбби была последней подружкой моего мужа. — Она помолчала и судорожно сглотнула. — Она мать его ребенка…

— Бэби, — подсказал я автоматически.

Хаш обреченно кивнула. Впервые со дня нашей встречи она выглядела как человек, потерявший надежду.

Мне ничего больше не оставалось, как притянуть ее к себе и обнять покрепче.

Недалеко от исторического квартала был симпатичный отель, стоящий высоко над рекой на отвесном берегу. Всякий раз, когда я приезжала навестить Эбби, привозила фотографии Бэби и рассказы о ее проделках, я останавливалась именно здесь. Я платила наличными за комнату и называла вымышленное имя. Я принимала все меры, чтобы эта жизнь никак не была связана с моей жизнью в Долине. Я была обязана помнить об интересах Дэвиса. Мне нужно было защитить Бэби, защитить Эбби, ее мужа и маленьких сыновей, защитить «Ферму Хаш» и все то, ради чего она создавалась. И да, вы правы, я должна была защитить себя саму.

Хаш Макгиллен Тэкери не сумела удержать мужа в своей постели, и он наконец сбежал от нее, чтобы жить с другой женщиной и воспитывать свою дочь. Хаш даже не сказала своему сыну, что у него есть сводная сестра. А туда же, «легенда»!

Многие были бы рады распространить такую новость.

Так что в Чаттануге меня звали миссис Огден, Патрисия Огден. Владельцы гостиницы гордились тем, что у них есть завсегдатаи; они вписали мое имя в их гостевую книгу и всякий раз расспрашивали о родственниках. Я придумала целую историю, чтобы оправдать их ожидания.

— Когда я приезжаю домой после визитов к Эбби, я тру себя мочалкой, словно прокаженная, — сказала я Якобеку. — Я пытаюсь снова влезть в кожу Хаш Макгиллен Тэкери, честной женщины, за которую все меня принимают.

— Ты мне кажешься достаточно честной, — ответил Якобек. — Ты мать, которая заботится о своем сыне. И его сводной сестре. Вот что я вижу.

— Дорога в ад вымощена благими намерениями, Джейкоб.

— Я там был, — сказал он.

* * *

Я сидела в одиночестве на веранде гостиницы, а Якобек пошел внутрь, чтобы снять номер. Я была слишком выбита из колеи, поэтому могла только безучастно смотреть на живую изгородь, потерявшую листву, и рождественские гирлянды, украшавшие старые, искривленные ветрами дубы во дворе. Передо мной открывался широкий вид на холмы и реку, дома и магазины, машины на улицах и повседневную жизнь, медленно протекавшую на расстоянии. Высокий берег. Вид, ради которого я и выбрала эту гостиницу…

Когда Якобек вернулся, он положил мне руку на плечо и слегка потряс. Я спала с открытыми глазами.