Испытание - Трейси Вульф

хотелось отправиться в прошлое и познакомиться с Кафкой, чтобы спросить его, почему его герой превратился именно в таракана. Мне потом несколько недель снились кошмары.

Джикан выпрямляется во весь рост и объявляет:

– Только Бог времени может оседлать эти волны.

Это звучит так нелепо, что у меня вырывается смешок.

– Мы можем контролировать течение времени, Грейс, – объясняет Кровопускательница.

Джикан кивает.

– Время течет от порядка к энтропии, и в этом смысле ты, как полубожество хаоса, можешь в какой-то мере запускать и останавливать его, но на этом все. И если у тебя есть мозги, ты никогда не станешь этого повторять, потому что в следующий раз, когда я приду исправлять твои ошибки, я уже не буду вести себя так мило.

Выходит, на этот раз он вел себя мило?

– Но если она только и может, что «запускать и останавливать время», – говорит Хадсон, изобразив руками кавычки и подмигнув мне, – что, на мой взгляд, звучит весьма впечатляюще, то как же она проделала в нем дыру?

Джикан поворачивается к Кровопускательнице, и они переглядываются, будто ведя безмолвный разговор, потому что через некоторое время он тяжело вздыхает. Затем говорит:

– Она просто сделала это, и все. И, как я упоминал, во временные трещины могут проникнуть всякие неприглядные вещи.

– Что значит неприглядные? – спрашиваю я, чувствуя, как по моей спине пробегает холодок. – О какой черной магии мы говорим?

– Не вся она черная, она просто вызывает проблемы – для меня, для Кассии и в конечном итоге для тебя самой. – Он оглядывает гостиную Кровопускательницы и качает головой. – Ага, вон та волна предназначена для меня одного. Но прежде я хочу тебя предостеречь. – Он сверлит меня глазами. – С временем нельзя шутить никому и меньше всего полубожеству, еще не выбравшемуся из пеленок. Если ты сделаешь это опять, я закончу перемирие с твоей бабушкой и разморожу твоих сородичей.

Я ахаю. Как ахают все остальные – все, кроме Хадсона, который только буравит Историка взглядом. Фактически он угрожает истребить весь мой вид, если я не буду соблюдать правила, что чертовски грубо.

– Я не могу вам этого обещать! Ведь я даже не знаю, каким образом я сделала то, что сделала и что заставило вас явиться сюда.

Хадсон пытается обвить рукой мои плечи, но сейчас меня не нужно утешать. Я взбешена. Я упираю руки в бока и вздергиваю подбородок.

– Если вы не хотите, чтобы я трогала эти ваши драгоценные пряди времени, то помогите мне спасти мой народ. Потому что, если вы этого не сделаете, если вы готовы смотреть, как гибнут тысячи людей, лишь бы что-то доказать, то я буду хреначить время каждый день. И вам придется вязать до посинения, исправляя все, что я натворю.

Я делаю несколько быстрых вдохов и выдохов, мои руки дрожат – ведь я только что взяла бога на слабо, и наверняка он сейчас сокрушит меня.

– Грейс… – Кровопускательница пытается успокоить меня, но я слишком взвинчена.

– Нет! – отрезаю я. – Я говорю серьезно. Почему бы вам, богам, хотя бы раз не выложить всю правду? Почему бы не попытаться сказать все, что нам надо знать, вместо того чтобы заставлять нас блуждать в потемках, пока кто-то не погибнет? Я готова сделать то, что сделать необходимо, но мне осточертело смотреть, как люди, которых я люблю, погибают или получают увечья потому, что никто никогда не сообщает нам всех деталей. Так что, если вы хотите снова увидеть дельфина, скажите нам, как спасти мой народ.

Я делаю еще несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, и Хадсон добавляет:

– Она права. – Затем он заходит еще дальше, потому что это Хадсон, и он всегда поддерживает меня. – Вы можете разозлиться и щелчком пальцев перенести нас на другой уровень бытия, но это не отменит того факта, что Грейс права. Кровопускательница говорит, что она должна просто использовать свою зеленую нить, но вы же видите, что происходит, когда Грейс касается ее. Беспредел.

– Это потому, что она не настоящее божество хаоса, а сосунок. Так что пусть перестанет трогать свою зеленую нить, пока не созреет, – говорит Джикан таким тоном, будто это очевидно.

– Я. Не. Сосунок. – Во мне закипает злость.

Но Джикан закатывает глаза.

– Я не называл сосунком тебя саму, но ты юное, незрелое полубожество, хотя мне не очень-то понятно, как такое возможно. – Он поворачивается к Кровопускательнице. – Это сделала ты? Ты помешала ее божественности расти и созревать?

От этого вопроса кипящий во мне гнев превращается в лед, и я медленно поворачиваюсь к ней.

– Это сделали вы?

Она качает головой.

– Нет, дитя мое, не я. Я освободила твою магическую силу в тот день, когда твоя мать явилась ко мне, нося тебя под сердцем. Кто-то другой не давал расти зерну твоей магической силы – до недавнего времени. Она у тебя есть, но она молода, дика и голодна. Это хаос чистой воды, не имеющий направления и не поддающийся контролю. – Она разочарованно качает головой. – Она будет расти, если ты дашь ей время, но, к сожалению, теперь ясно, что ты еще недостаточно сильна, чтобы с ее помощью избавить Армию горгулий от яда.

Я сдаюсь. Я так боялась того, что может произойти, если я коснусь зеленой нити. А оказывается, ровным счетом ничего.

Но Хадсон не готов опустить руки.

– По-вашему, то, что Грейс сделала в этой пещере, говорит о ее слабости? Да ведь, по словам Джикана, она смогла проделать дыру в самом времени. И вы все равно утверждаете, что ей надо стать сильнее?

– Это всего лишь крохотная частица того, на что Грейс будет способна в будущем, – отвечает Кровопускательница, и в голосе ее звучит гордость. – Но прежде, чем она научится бегать, ей надо научиться ходить.

– Вообще-то есть один способ… – начинает Джикан, но Кровопускательница перебивает его.

– Нет.

Между Историком и Кровопускательницей опять происходит безмолвный разговор, после которого она мотает головой, а он пожимает плечами. Во мне опять просыпается злость на нее, и я цежу сквозь зубы:

– Значит, вы не хотите, чтобы он рассказал мне, как спасти мой народ? Народ вашей пары?

– Ты не сможешь этого сделать, Грейс. Только не так. У тебя еще недостаточно силы. – Если судить по ее тону, ей и впрямь не все равно, что со мной произойдет, но мне плевать. Во времени заморожены тысячи горгулий, горгулий, которые никогда не повзрослеют, не родят детей, никогда не смогут жить полной жизнью, если кто-то не спасет их. Может, мне кажется, что я не готова быть королевой этой Армии, но