Испытание - Трейси Вульф

– Где мой брат, вашу мать? – Джексон бросается к Историку. – Что вы сделали с ним?

– Ничего особенного по сравнению с тем, что с ним сделал ты сам, – спокойно отвечает Историк. – Или ты бы хотел, чтобы мы об этом просто забыли?

– Вы настоящий говнюк, вы это знаете? – рычит Джексон.

В ответ Историк поднимает руку и сводит вместе большой и средний пальцы, как будто собирается щелкнуть ими опять.

Джексон замирает, его руки сжаты в кулаки, на челюсти ходят желваки.

– Перестаньте! – говорю я им – не только Джексону и Историку, но и нашим друзьям, которые тоже придвигаются ближе. Потому что попытаться атаковать Историка вполне в их стиле. Я встаю перед ним и спрашиваю:

– А вы не могли бы вернуть его?

Он склоняет голову набок, будто обдумывая мою просьбу, затем отвечает:

– Не знаю. Мне вроде как нравится, когда его нет.

Он играет со мной, как кот с мышью, и это бесит меня. Правда, в этой ситуации меня бесит вообще все. Но я прикусываю внутреннюю поверхность щеки и говорю как можно вежливее, хотя это все равно звучит как приказ:

– Пожалуйста, отпустите его.

Он поднимает бровь.

– Ты же не думаешь, что я буду выполнять приказы малолетнего полубожества вроде тебя.

– Думаю, это зависит от обстоятельств.

– От каких же?

Я расправляю плечи и заталкиваю страх и панику поглубже. Быстро вознеся молитву вселенной, я отвечаю:

– От того, действительно ли вы хотите попасть на эту гавайскую вечеринку.

Сделав глубокий вдох, я хватаюсь за свою зеленую нить и сжимаю ее так крепко, как только могу.

Комнату оглашает громкий треск.

– О черт, – бормочет Флинт за моей спиной.

– Грейс, перестань! – кричит Мэйси, стоящая там же. – Не надо.

Но я продолжаю сжимать нить, глядя Историку в глаза и молясь о том, чтобы он не понял, что, когда я держу зеленую нить, у меня сносит крышу, а мое тело наполняется энергией, которой я совершенно не умею управлять. Эта сила чертовски пугает меня.

Когда в комнате раздается новый зловещий треск, уголки моих губ начинают приподниматься, и я понимаю: эта сила страшит меня не из-за разрушений, а потому что мне это нравится. И это внезапное осознание вызывает у меня еще больший страх.

К счастью, заметив мою широкую улыбку, он щелкает пальцами, и – раз! – Хадсон появляется снова.

– О боже. – Я тут же отпускаю нить. В пещере все успокаивается, и я еще никогда так не радовалась тому, что кому-то предстоит гавайская вечеринка.

Хадсон обвивает меня рукой, и в отличие от того раза, когда он даже не подозревал, что был заморожен, на этот раз он, похоже, отлично знает, что проделал Историк. Но, как ни странно, это, похоже, ничуть не расстраивает его. Напротив, он расплывается в улыбке.

– Где… – начинаю я, но он качает головой и быстро целует меня в лоб.

Затем, держа меня за руку, он поворачивается к Историку.

– Это было клево, приятель. Спасибо.

– Это не должно было… – Джикан замолкает и качает головой. – Впрочем, неважно. Давайте просто приступим к работе прежде, чем твоя подружка откроет кротовую нору.

– Я что, могу это сделать? – в ужасе спрашиваю я.

– Она что, может это сделать? – одновременно со мной спрашивает Хадсон, однако, похоже, Историк нас дразнит. Что выводит меня из себя. Не знаю, что такого есть в этом Боге времени, но Хадсон питает слишком уж большой интерес к тому, на что он способен, вместо того, чтобы беспокоиться о том, что он может сделать с нами.

– Это просто юмор, связанный с временем, – говорит Историк. – И нет, она однозначно не может этого сделать.

– Так что же я повредила? – спрашиваю я, чтобы сменить тему, и придвигаюсь к нему, несмотря на то, что голос в моей голове – голос, не принадлежащий Алистеру – вопит мне, чтобы я бежала со всех ног. – И как вы собираетесь это исправить?

Джикан обходит комнату, всматриваясь в потолок, который снова приобрел безупречный вид – по крайней мере, насколько это возможно в ледяной пещере, – и я решаю, что он мне уже не ответит. Но после того, как он четыре раза обходит один и тот же угол, он подзывает меня.

На сей раз я подхожу одна, бросив на Хадсона предостерегающий взгляд, когда он пытается пойти со мной. Сейчас мне не до его вечного стремления всегда и везде доказывать свою крутость.

– Ты это видишь? – спрашивает Историк, показывая на самый верх пещеры.

Я щурюсь, но не могу разглядеть ничего, кроме камня и льда.

– Нет.

Он разочарованно вздыхает.

– Что ж, возможно, в следующий раз. – Он делает паузу и сердито смотрит на меня. – Хотя, думаю, следующего раза не будет. – Он снова достает свои карманные часы.

– Погодите! – восклицаю я, всматриваясь в потолок еще пристальнее. – Что именно я должна там увидеть? – Мне необходимо, чтобы он мне это сказал, на тот случай, если я снова нарушу нормальный ход времени.

– Ты либо видишь это, либо нет. – Он пожимает плечами. – И если нет, то тебя невозможно этому научить.

С этими словами он открывает крышку своих карманных часов и поднимает их. Он выше меня, так что я не вижу циферблат. Я не вижу вообще ничего, кроме странного голубого свечения, исходящего от циферблата. Это свечение образует круг вокруг него, а затем и вокруг всех нас, и этот круг становится все шире.

Когда оно охватывает всю комнату, Историк загребает ладонью то, что выглядит как горсть света. И кидает ее прямо в потолок – в то самое место, которое он показывал мне.

Я напрягаюсь, ожидая чего-то вроде взрыва – похоже, в последнее время вещи взрываются все время, – но происходит другое: голубой свет обволакивает часть потолка, а затем распространяется все дальше.

– Значит, вот как вы чините трещину во времени? – шепчет Мэйси. – С помощью света?

– Вообще-то это происходит немного сложнее, – отвечает Историк.

Он щелкает пальцами, и в его руке появляется самая большая пара вязальных спиц, которые я когда-либо видела. Он щелкает пальцами снова, и пещеру оглашают звуки песни «What a Time»[6] Джулии Майклс и Нила Хорана.

Теперь Хадсон стоит с одной стороны от меня, а Мэйси с другой. Я смотрю на них обоих, проверяя, понимают ли они, что происходит – ведь Историк определенно не из фанатов поп-музыки, – но они так же озадачены, как и я. Особенно, когда звучит припев и Историк начинает мотать головой и напевать с закрытыми глазами, не прекращая с невероятной быстротой вязать воздух перед собой.