Хроники замка Брасс - Майкл Муркок

Дневной перелет утомил их, желания поболтать перед сном не возникло, да и говорить было не о чем, поэтому они сразу легли.

И не успел Хоукмун заснуть, как его навестили так хорошо знакомые ему сновидения: лица и образы, требовавшие его внимания; глаза, пристально глядящие на него; руки, ищущие его, как будто целый мир, наверное, даже целая вселенная, отчаянно вопила, чтобы он обратил внимание и помог.

И он был Корум, чужеродный Корум из вадхагов, он шел войной на гнусных фои миоре, Холодный народ из Лимба…

И он был Элрик, последний принц Мелнибонэ, он сжимал в правой руке вопящий клинок, держась левой за луку причудливого вида седла, закрепленного на спине гигантской, чудовищной рептилии, от слюны которой вспыхивал огонь везде, куда она капнула…

И он был Эрикёзе, несчастный Эрикёзе, ведущий элдренов к победе над его собственным народом, над людьми… И он был Урлик Скарсол, князь Южного Льда, в отчаянии кричащий о своей судьбе, которая заставила его нести Черный Меч…

ТАНЕЛОРН…

Да, где же Танелорн?

Разве он не был там, по меньшей мере раз? Разве он не помнит ощущения абсолютного покоя разума, цельности духа, счастья, которые доступны только тем, кто страдал по-настоящему сильно?

ТАНЕЛОРН…

«Слишком долго я нес свое бремя, слишком долго расплачивался за великое преступление Эрикёзе… – Это произносил его собственный голос, но только не его рот выговаривал слова, были и другие, нечеловеческие губы… – Я должен отдохнуть, я просто обязан отдохнуть…»

А потом явилось лицо, лик неизреченного зла, хотя в нем не было уверенности, неужели этот темный лик… полон отчаяния? Неужели это его лицо? Неужели и это лицо тоже его?

О, КАК Я СТРАДАЮ!

Во все стороны маршировали знакомые ему армии. Знакомые мечи вздымались и падали. Знакомые лица кричали, погибая, кровь перетекала от тела к телу… какой привычный поток…

«ТАНЕЛОРН, разве не заслужил я покой Танелорна?»

Пока еще нет, Воитель. Пока еще нет…

«Это несправедливо, что я, один из всех, должен так страдать!»

Ты страдаешь не один. Человечество страдает вместе с тобой.

«Это несправедливо!»

Тогда сделай так, чтобы было справедливо!

«Я не могу. Я всего лишь человек».

Ты Воитель. Ты Вечный Воитель.

Ты человек. Ты Вечный Воитель.

«Я всего лишь человек!»

Ты всего лишь Воитель.

«Я Элрик! Я Урлик! Я Эрикёзе! Я Корум! Меня слишком много. Слишком много!»

Ты один.

И теперь в своем сне (если это был сон) Хоукмун на короткое мгновенье ощутил умиротворение, понимание слишком глубокое, чтобы облекать его в слова. Он один. Он один…

Но затем чувство прошло, и его снова стало много. И он закричал, лежа в постели, умоляя о покое.

А Иссельда пыталась удержать бьющееся в конвульсиях тело. Иссельда рыдала. Свет падал на ее лицо из окна. Наступил рассвет.

– Дориан. Дориан. Дориан.

– Иссельда.

Он сделал глубокий вдох.

– О, Иссельда.

Он был признателен за то, что хотя бы ее у него не забрали, потому что в целом мире для него существовало только одно утешение – она, в целом сонме миров, какие он посещал в сновидениях. И он прижал ее к себе могучими руками воина, и он рыдал, и она плакала вместе с ним. Позже они поднялись с постели, оделись, молча покинули гостиницу, не оставшись на завтрак, и сели верхом на отличных лошадей, приготовленных для них. Они поскакали прочь из Карли, по дороге вдоль берега, под проливным дождем, который несло со стороны серого, бурлящего моря, пока не добрались до Серебряного моста, протянувшегося на тридцать миль над волнами от материка до острова Гранбретань.

Серебряный мост выглядел не таким, каким видел его Хоукмун много лет назад. Высокие опоры, скрытые туманом, дождем и, на самом верху, облаками, больше не были украшены батальными сценами, прославлявшими подвиги Темной Империи; теперь их украшали барельефы, доставленные из всех городов, когда-либо подвергавшихся нападениям Темной Империи, огромное количество сюжетов, передающих гармонию Природы. Просторная проезжая часть по-прежнему достигала четверти мили в ширину, однако, когда Хоукмун пересекал мост в прошлый раз, по нему катились военные машины и телеги с трофеями, награбленными после сотен крупных кампаний, ехали солдаты в звериных масках Темной Империи. Теперь их сменили торговые повозки, двигавшиеся по двум основным рядам; путешественники из Нормандии, Италии, Славии, Роланса, Скандии, из Булгарских гор, из великих германских городов-государств, из Пешта и Ульма, из Вьена и Крахова, даже из далекой, загадочной Московии. Повозки тянули лошади, волы и даже слоны.

Проходили караваны верблюдов, мулов и ослов. Проезжали телеги, влекомые механизмами, зачастую работавшими кое-как, часто стопорившимися. Принцип их работы понимала лишь горстка специалистов (да и та нередко лишь в общих чертах), но тем не менее эти механизмы работали уже тысячу лет и больше. Были здесь всадники и пешие путники, преодолевшие сотни миль, чтобы пройтись по этому чуду – Серебряному мосту.

Одежда на них зачастую была иноземная, иногда вытертая и залатанная, пропыленная, а иногда роскошная до вульгарности. Меха, кожа, шелка, клетчатые пледы, шкуры диковинных зверей, перья редких птиц украшали головы и спины путников, и те, кто нарядился в самое лучшее, больше остальных страдали от ледяного дождя, который насквозь пропитывал ткань, быстро прорисовывая ничем не украшенную плоть под нею.

Хоукмун и Иссельда в практичной и теплой, но простой, без всякой отделки, одежде восседали на крепких конях, которые без устали несли их вперед. И уже скоро они присоединились к толпе, двигавшейся на запад, в те земли, которых раньше все боялись и которые теперь, под руководством королевы Фланы, превратились в центр искусств и торговли, науки и справедливого правления. Существовало несколько более быстрых способов попасть в Лондру, однако Хоукмун очень хотел добраться до города тем же путем, каким когда-то покинул его.

Его настроение улучшилось, пока он смотрел на дрожащие стальные тросы, которые поддерживали основной пролет; на удивительную работу художников по металлу, сумевших украсить толстым слоем серебра надежные стальные опоры, возведенные не только для того, чтобы выдерживать груз в миллионы тонн, но и чтобы противостоять постоянному напору волн и давлению глубинных течений под поверхностью моря. То был памятник достижениям человека, полезным и прекрасным, не нуждающимся ни в каких сверхъестественных помощниках.

Всю свою жизнь Хоукмун с презрением относился к этой печальной и ненадежной философии, уверявшей, что человек сам по себе недостаточно велик, чтобы творить чудеса, что его должны направлять сверхчеловеческие силы (боги или некий высший разум откуда-то за пределами Солнечной системы), чтобы он смог достичь того, что достиг. Только люди, напуганные силой собственного разума, нуждаются в подобных воззрениях, решил Хоукмун, отметив, что небо проясняется и даже солнце начинает играть на серебристых тросах, отчего они сверкают ярче, чем прежде. Он глубоко вдыхал насыщенный озоном воздух, улыбаясь чайкам, которые кружили где-то высоко над опорами, показывал Иссельде паруса кораблей, проходивших под мостом и скрывавшихся из виду, рассуждал о достоинствах здешних барельефов и оригинальности некоторых фрагментов серебряной отделки. Они с Иссельдой оба немного успокоились и с интересом поглядывали по сторонам, предвкушая удовольствия, которые ждут их впереди, если Лондра хотя бы вполовину так красива, как этот возрожденный мост.