Драгоценности - Джоанна Кингсли

– О'кей, мистер Сэнфорд, – ответил санитар, и все они скрылись в доме.

Этот разговор возбудил любопытство Пет. Люк всего лишь родственник больного, но явно пользуется авторитетом у персонала клиники.

Пока Пет помогала матери вылезти из машины, появилась медсестра.

– Я провожу вашу маму, мисс д'Анжели.

Пет сжала руку Беттины. Ей казалось, что, расставаясь с матерью, она теряет надежду на ее выздоровление. Только сейчас Пет осознала, какую страшную трагедию пережила Беттина. Она вряд ли когда-нибудь оправится от нее, вряд ли вернется домой. Пет стояла, не в силах пошевелиться, пока кто-то не коснулся ее плеча. Она обернулась и увидела, что это Люк Сэнфорд.

– Вашей маме нужно отдохнуть, – спокойно сказал он. Пет отпустила руку Беттины.

– До свидания, мама.

Беттина не ответила и, даже не обернувшись, последовала за медсестрой. Слезы хлынули из глаз Пет.

Люк Сэнфорд обнял ее за плечи и повел в дом.

– Вам пришлось нелегко. Присядьте.

Девушка опустилась на стул и посмотрела на братьев:

– Вы были так добры ко мне, но я не хочу окончательно испортить вам праздничный день. Поезжайте в гостиницу, пожалуйста, мне уже лучше, – проговорила она дрожащим голосом.

– Мы побудем с вами, пока не приедет доктор Хафнер. – Люк взглянул на брата. – Не возражаешь, Робби?

– Конечно, нет.

– Спасибо, – сказала Пет, действительно боясь остаться одна. – Вы так хорошо… успокоили маму в ресторане.

Он пожал плечами.

– Я всего лишь послушал, что она говорит. Ваша мать выразила желание съесть все, и я дал ей понять, что не отберу у нее поднос.

– Кто-нибудь из вас знает немецкий? – спросила Пет. Братья покачали головами.

– Я никогда раньше не слышала, чтобы мама говорила по-немецки, – пояснила девушка. – Меня интересует, что она сказала.

В холл быстро вошел доктор Хафнер. Пет знала, что он живет на территории клиники с женой и младшим из троих детей. Несомненно, его вытащили прямо из-за праздничного стола.

Пет встала.

– Мне очень жаль, доктор Хафнер…

– Вам? Это я должен извиниться. Господи, я и не предполагал, что она так поведет себя. И никогда не думал, что ее ассоциации могут…

– Что вы имеете в виду? – спросила Пет. – Какие ассоциации?

– Пройдемте ко мне в кабинет, мисс д'Анжели. – Хафнер посмотрел на братьев. – Если не возражаете, джентльмены.

Следуя за доктором Хафнером, Пет бросила взгляд на Люка Сэнфорда. Его лицо было серьезным, но выражение, которое она приняла за упрямство, теперь казалось ей способом защиты от жестокости окружающего мира. Сейчас Пет поняла, что этот человек разделяет ее боль.

На этот раз в кабинете доктора Хафнера не горел камин. Небо за окном начинало темнеть, и комната казалась такой же унылой, как мысли Пет. Ее била дрожь, но не от холода, а от пережитого потрясения, и она плотнее запахнулась в пальто.

Хафнер сел в кресло напротив Пет.

– Надеюсь, вы понимаете, мисс д'Анжели, такие приступы предсказать невозможно. Мне казалось, что ваша мать действительно выздоравливает, начинает принимать реальность и уже не борется с ней. Однако надо быть готовыми к тому, что сознание Беттины вернется в прошлое, в кошмар, связав события, на наш взгляд, совершенно несопоставимые.

– Что связав, доктор?

– Полагаю, церемония в ресторане вызвала у нее тяжелые ассоциации. Несколько лет назад я был в гостинице на День благодарения. Там, кажется, подносы с едой выносят под фанфары?

Пет кивнула и вкратце рассказала о процессии официантов с подносами в руках.

– Но почему это так подействовало на маму? – спросила она.

– Пилигримы носили черные одежды строгого покроя, – пояснил Хафнер. – В мозгу вашей мамы они трансформировались в форму солдат СС. А увидев в их руках подносы с едой, она, вероятно, вспомнила, как офицеры в концентрационном лагере дразнили заключенных, держа еду перед ними.

– В концентрационном лагере? Но моя мать никогда не была в концентрационном лагере.

Хафнер долго смотрел на Пет.

– Мисс д'Анжели, ваша мама провела год в Освенциме.

Пет замотала головой:

– Нет, это невозможно! Я… я бы знала об этом.

– Это правда, мисс д'Анжели. Страшная правда, которую ваша мать не хочет признать.

– Мой дед все рассказывал мне. Во время войны они жили на чердаке. Их прятали. Это было ужасно, и на этом мама помешалась. Он рассказывал мне…

Пет осознала, что сама теряет ощущение реальности. Неужели дед лгал ей?

Нет. Легче поверить в то, что это галлюцинации матери.

И затем она вспомнила разговор с врачом Беттины в Йонкерсе. Он упоминал о том, что мать считает, будто была в лагере. Пет спросила его тогда, правда это или всего лишь фантазии Беттины. Врач считал это галлюцинациями, и сейчас Пет вспомнила почему.

– У нее на руке нет номера, – твердо возразила она. – Это доказывает, что мама не была в лагере.

– Меня это поначалу тоже сбило с толку. Я полагал, что она придумала эти истории о лагере, ибо чувствовала себя виновной в том, что избежала судьбы, постигшей ее мать и многих других. Но чем больше рассказывала Беттина, тем невероятнее казалась мысль, что все это плод ее воображения. Ее слова слишком убедительны, чтобы принять их за психопатический бред.

Я навел справки и узнал, что некоторых заключенных в Освенциме – красивых девушек с более или менее арийской внешностью – отбирали прямо у вагонов, и они не попадали в общий лагерь. Им не проставляли номера. – Хафнер испытующе посмотрел на Пет. – Потому что офицеры, которым они предназначались, не хотели, чтобы портили их кожу.

Пет уже догадалась, о чем пойдет речь, и у нее сжалось сердце.

– Что они с ней сделали? – спросила она.

– Вы уверены, что хотите это знать, мисс д'Анжели?

Пет ответила не сразу. Столько лет все это держалось в тайне, которая только запутывала Пет! Как же найти выход, не зная правды?

– Да, я хочу знать, – ответила она. – Должна знать.

Как слепая, Пет, спотыкаясь, вышла из клиники. Снова начался снег, и она, закрыв глаза, подставила лицо мягким хлопьям, чтобы ощутить себя живой.

Доктор Хафнер старался щадить ее, рассказывая о том, что слышал от Беттины, но выражение глаз и дрожащий голос выдавали его боль, отвращение, ярость, ненависть.

Беттине не удалось переждать войну в безопасном месте. За год до окончания войны кто-то из бдительных соседей заметил, что покровитель Зееманов покупает еды несколько больше, чем нужно. Сосед донес в гестапо, и убежище обнаружили. Джозефа отправили на принудительные работы, а Беттину – в Освенцим.