Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

Грозная гримаса на лице Джона сменилась выражением благодарности, когда я, шатаясь, подошла ближе.

— Пожалуйста, повнимательней: в конечностях проходят жизненно важные артерии, а твои познания в области анатомии...

— Не так обширны, как у нее. — У меня не было ни малейших сомнений по поводу того, кто орудовал тем страшным ножом. Рубашка на груди у Джона была распахнута, и я увидела аккуратный, словно вышивка крестом, узор из надрезов.

Мне удалось освободить ему щиколотки, не прорезав артерий. Затем я проползла к спинке стула. Когда нож коснулся его обнаженной руки, у него сорвалось грубое слово, тут уж и я не выдержала:

— Если ты не перестанешь дергаться и ругаться, я пропорю тебе артерию, и ты сам, черт возьми, будешь виноват.

Когда веревки упали, Джон быстро вскочил на ноги и тут же упал на колени. Инстинктивно я протянула к нему руки. Он уклонился от них.

— Нет. Просто... дай мне минуту, чтобы прийти в себя.

Я стояла и беспомощно смотрела, как он с трудом пытался восстановить дыхание. Его волосы потемнели от пота, а на запястьях образовались «браслеты» содранной кожи.

— Джон, — прошептала я, — я... я...

— Да? — Он не поднял головы, но плечи его напряглись в ожидании.

— Я... я очень сожалею.

— Ты сожалеешь? — повторил он.

— То есть... э-э-э... это было очень мило с твоей стороны запереть меня в платяном шкафу и... и все остальное. Конечно, если бы ты позаботился о том, чтобы раньше сообщить мне, что Мэри — из банды и что она садистка, мучающая людей в кладовках, ничего этого могло бы и не быть.

— О, все в порядке, — сказал Джон, — а то уж я подумал, что Вики, та Вики, которую я знаю и люблю, расчувствовалась. — Он пошарил в кармане брюк. Руки все еще плохо слушались его, ему удалось достать маленькую коробочку, но когда он попытался открыть ее, она выскользнула из пальцев.

— Давай помогу, — я подняла коробочку, — хотя, думаю, тебе нужно что-нибудь посильнее аспирина.

— Это и есть посильнее аспирина. Одну белую и две желтые, пожалуйста.

Мне не понравился вид этих таблеток. Они явно были если не запрещенными, то уж, во всяком случае, вредными. А может быть, и то, и другое. Впрочем, момент казался неподходящим для лекции о вреде наркотиков.

— Ты сможешь проглотить их без воды?

— А у меня есть другой выход?

После того как он с трудом проглотил таблетки, я сказала:

— Может быть, пора двигаться?

— В высшей степени согласен. Но сначала, наверное, следует обсудить план побега, который у тебя, конечно же, есть? Бьюсь об заклад, у тебя есть такой план.

— Так далеко я не заглядывала, — призналась я.

— Неужели?

Мы оба стояли на коленях. Когда он повернулся ко мне, наши глаза оказались на одном уровне.

Мгновение мы оба молчали. Потом он сказал:

— Если ты не собиралась взять меня под мышку и прорваться силой, придется подождать... скажем, минут десять, пока начнут действовать таблетки. До тех пор я смогу разве что медленно ползти.

— Они сказали, когда вернутся?

— Нет, они не были настолько любезны. Ты все это время находилась здесь? Ну, не обязательно в платяном шкафу, конечно.

— Нет, я убежала. Благодаря Максу. Он знал, что я в шкафу.

Это его страшно встревожило:

— Что?! Откуда ты знаешь?

— Мы с ним долго беседовали, после того как он отослал Ханса и Руди. Совершенно очевидно, он хотел, чтобы я убежала, но отказался сообщить, куда они собираются перевезти тебя, даже после того, как я... я... ну...

— Кажется, у тебя затруднения с речью, — заметил Джон. — Что «ну»?

— Ты уже готов?

— Нет. Что ты сказала доброму старине Максу? Расплакалась? Сказала ему... О Господи Иисусе, — тихо произнес он вдруг, прочитав на моем лице все, как это умел делать только он. — Не может быть! Ты ведь не поведала Максу — кому! самому Максу! — старую сказку про Ромео и Джульетту? Не пригрозила выпить яд на моей могиле? Не поклялась, что последуешь за ним на край света и, прежде чем броситься с крепостной стены, заколешь его кинжалом, словно Тоска? Я несказанно тронут тем, что ты готова была стать ради меня клятвопреступницей, дорогая, но мое мнение о твоих умственных способностях несколько пошатнулось. Тебе следовало бы найти более подходящий способ разжалобить эту гремучую змею, чем хладнокровно рассказывать ему...

Дверь открылась ровно настолько, чтобы пропустить человека, и тут же тихо затворилась вновь. Человеком был Макс.

— А, — мягко сказал он, — так я и думал, что найду вас здесь.

Я стояла коленями на подоле галабеи, поэтому мне пришлось встать, чтобы задрать его и достать пистолет. Макс с интересом наблюдал, как я шарю по карманам. У Джона ни один мускул на лице не дрогнул. Рот у него остался открыт, а глаза были по-прежнему затуманены. Наконец я все же достала пистолет и направила его на Макса.

— Не вздумайте звать на помощь, — сказала я.

— Моя дорогая доктор Блисс, я бы успел прочитать целый сонет, пока вы искали свое оружие, — ответил он. — Что-нибудь из Шекспира или из миссис Браунинг, например. Я не так хорошо знаю ваших английских поэтов, как хотел бы.

Джон закрыл рот и откашлялся, но говорить все еще не мог. Снова заговорила я:

— Повернитесь кругом, Макс.

— Чтобы вы могли ударить меня по голове рукояткой своего пистолета? Не нужно, доктор Блисс. Мне будет больно, а вы добьетесь лишь обратного эффекта.

Джон неуверенно поднялся на ноги и забрал у меня пистолет. Он искоса взглянул на него и засунул за пояс.

— Давайте все обсудим, Макс, — предложил он.

— Хочу, чтобы мои намерения были вам абсолютно ясны, — сказал Макс. — Я собираюсь помочь вам бежать.

К счастью, Джон все еще находился в некотором оцепенении и не мог спорить и произносить длинные саркастические речи. Время не ждало. Совещание закончилось, участники его расходились, чтобы переодеться к ужину и по разным другим делам.

Макс ждал Мэри в коридоре. Он уже объяснил нам, что делать, но не ответил на мой прямой вопрос, сославшись на отсутствие времени. Услышав за дверью пронзительный, надменный голос, я поняла, как прав он был. Он так и думал: прежде чем идти переодеваться, Мэри захочется немного поразвлечься.

— С дороги, Макс! — услышали мы за дверью.

— Нет, я запрещаю. Вы и так уже наделали много дел.

— Вы не можете мне запрещать и приказывать!

— Тогда я обращусь к тому, кто может. — Голос его стал тверже. — Он не позволит вам поставить под угрозу все предприятие.