Канал имени Москвы. Университет - Роман Канушкин

Никому бы из людей не взбрело в голову спуститься на эту станцию с поверхности. Но то, что Нил-Сонов видел перед собой, указывало на давнишнее присутствие человека, весьма активного, хитроумного и, как теперь выяснилось, крайне опасного. Это была дрезина. Стоявшая на рельсах для подвижного состава механическая дрезина, которую приводило в ход маятниковое движение длинной рукояти. И серебристое свечение исходило оттуда. Точнее…

– А вот и лодка, – тяжело усмехнулся Нил.

К дрезине с левого боку, чтобы не мешать ходу рукояти, крепилась байдарка, как две капли воды похожая на лодку самого Нил-Сонова, даже знак Рыбы на борту был столь же искусно подтёрт.

– Вот как всё просто решилось.

Нил хмуро посветил на обвалившуюся во многих местах схему метро, нашёл нужную ветку, хотя он знал её наизусть, прочитал: «Театральная», следующие «Тверская», «Маяковская»… и «Речной вокзал». Всего девять станций. Даже на механической дрезине не больше часа. Вот как просто и хитроумно была решена, казалось бы, нерешаемая задача: пересечь всю невероятно опасную Москву по прямой меньше чем за час. Речной вокзал, Химкинское водохранилище, оттуда до Пирогово уже рукой подать. Ни одна другая ветка метро не дала бы подобного результата. Многодневное круговое путешествие по воде от Перервинской плотины до Пирогово и обратно, полное угроз канала, укладывалось в несколько часов.

«А уж в световой-то день и подавно», – почему-то подумал Нил.

Всё менялось. Ему не надо было так много времени. Даже 36 часов, проведённых у старцев Николо-Перервинского монастыря, оказались избыточными. Следом пришла ещё какая-то неуютная идея, но Нил не успел сфокусироваться на ней, и так, не сформировавшись, эта тревожная мысль ускользнула. Потому что Нил-Сонов не смог больше игнорировать то, что хранилось в лодке на дрезине, было спрятано в ней. Именно оттуда шло это, теперь довольно-таки яркое, свечение. И оно словно начало говорить с Нилом. Только не словами, а чем-то восхитительно сокровенным и одновременно страшным. Нил не давал себе отчёта, как эти вроде бы разные понятия укладывались друг с другом. Лишь заметил, что из его кармана, где лежала серебряная пуля, исходит такое же свечение, столь же пронзительно яркое, что на миг невольно пришлось зажмуриться, и того же неонового колорита с серебристой сердцевиной. Нил-Сонов двинулся вперёд, к лодке, с каждым шагом света становилось всё больше. Он словно входил в сам свет, пронизывающий его насквозь изначальный свет, знание о котором, конечно же, не выразить словами. Его начали переполнять восторг и благоговейный ужас; а ведь он уже видел эту серебристую жидкость, возможно, в снах, и тогда на реке, когда смех Императора чуть не свёл его с ума. Только это ею, серебряной жидкостью, тайно наполнено всё вокруг, а сейчас ему дано прикоснуться к самой её сути; это она, не ведая границ, перетекает из одного в другое, для неё нет верха и нет низа, нет далёкого и близкого, нет внутри и снаружи, поэтому внутри любого смеха зреет печаль, а внутри каждой боли вынашивается будущая радость; это она, серебряная жидкость, не ведает границ между любовью и гибелью, между жизнью и смертью и между множеством вселенных, о которых можно лишь догадываться, наблюдая в ночном небе за сиянием невероятных звёзд. Нил-Сонов опустил руку в лодку, углубление под сиденьем, непромокаемый пенал, и засмеялся – это было там, в маленьком флаконе, всего лишь несколько капель. Вся правда о мироздании, беззащитная и всемогущая, запретная и открытая всем.

«Столько нелепых поисков и размышлений, а так всё просто», – Нил коснулся флакона, и тогда уже ничего, кроме ослепительного света вокруг, не осталось. Нил смеялся, но на глазах его выступили слёзы, наверное, он и плакал одновременно, потому что серебряная жидкость…

«Назови её! – взорвался хохотом Император. Откуда-то и ему, его безумию, нашлось место в этом свете. – Назови».

– Эликсир, – изумлённо вымолвил Нил. – Серебряный эликсир.

Он не знал, откуда ему это известно, но Император тут же удовлетворённо откликнулся: «Ну, вот и хорошо».

– Ну, зачем ты так? – незащищённо и радостно спросил Нил. И только тут сообразил, что видит в этом ярком свете приближающиеся чёрные контуры. Возможно, удовлетворение в голосе хохочущего безумца позволило ему увидеть, на миг чуть отстраниться и понять, что его загнали в ловушку. Свет не был прекрасным наваждением, но сделал его доверчивым и беспомощным. Нил попытался поднять руку и не смог. А это тёмное становилось всё ближе. Нилу необходимо постараться извлечь из кармана серебряную пулю и зарядить «Глок». Потому что он уже понял, чем является этот кошмарный силуэт, который совсем рядом. Полагать путь Горха оставленным на время без присмотра было большой ошибкой. Ему и не требовался присмотр… Нил-Сонов сделал ещё одну попытку дотянуться и убедился, что рука поднялась лишь на пару сантиметров. «Как во сне – почему-то мелькнула мысль. – Когда ты не можешь…»

Он выдохнул, и рука всё же медленно поползла к карману с пулей.

«О-о, как мы барахтаемся! – с похвалой захохотал Император. – Мои поздравления! Как завидно цепляемся за жизнь. Но к чему она?»

Рука Нила опустилась в карман. Непослушные пальцы всё-таки сжали в кулак серебряную пулю, и с неимоверным усилием рука двинулась обратно. «Глок» в правой руке показался невероятно тяжёлым. Но Нил постарается. Он гид и не позволит себя уничтожать просто так, возможно, ему суждено сегодня умереть, но пока точка не поставлена, он не позволит… А потом Нил понял, что уже поздно. Горх, кошмарное порождение древней ночи, навис прямо над ним, вглядываясь в лицо.

«Огромная крыса, – отстранённо подумал Нил. Захотел рассмеяться в эту уставившуюся в него морду и не смог. А рукам не хватило сил зарядить оружие, он просто не успел. – Крыса! Никакой не волк. Ну, и чего ты ждёшь?»

Пасть оскалилась. Нилу хватило времени разглядеть ниточку слюны и подгнившие коричневые дёсны в желтоватых разводах. А потом был удар такой резкости и силы, что Нил даже не почувствовал боли, и наступила темнота.

1

«Он не придёт сюда за тобой, не сможет. Вы ещё встретитесь с Тео, с твоим Фёдором, но не здесь. За пределами тумана», – сказала ей ведьма. А потом добавила то, от чего Евино сердце чуть не разорвалось в клочья: «Если вам суждено. Или разминётесь навсегда. Этого даже я не вижу».

* * *

Ева стояла на косогоре и смотрела на Метромост. Дальняя опора по левому берегу реки несколько обрушилась, и мост просел, несильно накренился в сторону Лужников. Когда-то здесь находилась станция «Воробьёвы горы». Сейчас любой визит на мост был крайне опасен, гиды водили туда небольшие группы учёных, и не всегда это заканчивалось хорошо. Ей необходимо было запомнить дорогу и отыскать её даже с завязанными глазами. Хотя вряд ли появится такая необходимость, в эту ночь будет светло от полной луны.

«Не подходи близко к реке, – предупредила ведьма Агнец. – Пользуйся нахоженной дорогой, через заставу гидов тебя пропустят. Петропавел будет с тобой. Это я так, на всякий случай, если произойдёт что-то непредвиденное. – Ведьма помолчала, затем недовольно нахмурилась: – Упрямец, с этим его гипнозом…»