Канал имени Москвы. Университет - Роман Канушкин

Но от этого ведьма чуть вздрогнула, пристально вглядываясь в Раз-Два-Сникерс, и глухо, монотонно, опять сказала что-то странное:

– Незавершённость тут, в Икше?.. Что ж, всё возможно, – резко мотнула головой, будто сбрасывая мимолётную задумчивость или оцепенение, глаза её блеснули, и она потребовала: – Подойди и дай мне левую руку!

Раз-Два-Сникерс ответила ей нерешительным взглядом.

– Дай левую руку, я дам тебе правую, – приказала ведьма, и теперь в её голосе проскользнули нотки нетерпения, даже алчности.

– Не делай! – крикнула Анна. – Она колдует.

– Немножко, – хмуро отозвалась ведьма. – А ты, Рыжая, успокойся.

И руки Анны с оружием на изготовку опустились против воли и повисли, как плети.

– Ведь всё в порядке? – вдруг спросила она со странной доверительностью.

– Правильно, – улыбнулась ей Агнец. – Приди я со злом, глядишь, вам и удалось бы меня пристрелить. Икша только этого и ждёт. Ты права, дурной город. – Она кивнула Раз-Два-Сникерс. – Руку!

Взяла протянутую ладонь в свою, нахмурилась, синие глаза на миг закатились. В воздухе поплыл пряный дурман каких-то колдовских трав.

– Значит, это ты подбросила Еве ключ. – Голос Агнец опять сделался сонным. Ненадолго. – Забавно… Как думаешь, для чего?

– Я… не… – тихо откликнулась Раз-Два-Сникерс. – Это не моя вещь. Не для чего…

– Что за детский лепет! – грубо прикрикнула на неё Агнец. – А может, ты знаешь, для чего?! Запрещаешь себе вспомнить?! Не убирай руку. Смерть – это страшно. Но есть кое-что пострашнее смерти, – крепко ухватилась за протянутую ладонь и, не оборачиваясь, потребовала: – А ты выйди из тени. Солнце село. Покажись.

Что-то промелькнуло в проёме выбитой двери, где впервые Раз-Два-Сникерс обнаружила тех, кого назвала «тенями», а потом оттуда робко выступила знакомая фигурка.

– Лия, – слабо выдохнула Раз-Два-Сникерс.

Та молчала. И посмотрела на Раз-Два-Сникерс непривычно. С таким глубоким сочувствием, что оно было почти неотличимо от страха.

– И ты дай мне руку, – велела ведьма призраку.

– Не нужен тебе Харон, – с тихой печалью попросила Лия. – Как только ты появилась здесь, я поняла, что это так.

– Дай мне руку! – приказала Агнец. – Я должна убедиться. Нет у меня времени идти на тот берег, откуда не возвращаются живые.

– Ей будет очень страшно.

– Да, – согласилась ведьма. – И возможно, больно. Но она заслужила это.

– Малышка, – нежно и сострадательно прошептала Лия. – Я не знала, правда. Прости…

Ведьма Агнец посмотрела на клубок перекати-поля, что верным псом ждал у её ног, голос вдруг налился силой, воздух будто качнулся, и всем почудились раскаты далёкого грома:

– Любовь-трава! Я отступница, ведьма Агнец, я нарушаю слово: на миг я возвращаю тебя в этот мир. Успей найти, если это так.

Клубок травы тут же вспыхнул, одевая густым дымом фигуры женщины, ведьмы и призрака, что держались сейчас за руки. Теперь и у Рыжей Анны закружилась голова, она услышала перешёптывания, как тихий ропот огромной невидимой толпы, голоса, вздохи разочарований и радостный смех тех, кто любил когда-то и сгинул навсегда; обречённая нежность, которой заканчивается любой смех, стала звуками яростной и беспощадной битвы, а потом Анна словно бы вступила в тьму, которая приходит после любой битвы. И поняла, что нет ничего кошмарней этой тьмы абсолютного и пустого одиночества. Скорбь поднялась внутри Анны, и она почувствовала, что если увидит источник этой скорби, то, скорее всего, сойдёт с ума. Но ведьма Агнец уже милосердно разорвала связь рук, и у Анны лишь что-то больно ухнуло в груди, и с её губ сорвался лёгкий стон.

Оказывается, Раз-Два-Сникерс тоже стонала, потом ещё и ещё раз, уже намного громче. Ведьма бесцеремонно и грубо толкнула её в лоб, но та отступила всего на шаг, как раненый бык, опустив голову, по телу прошли судороги.

– Зачем ты положила Еве ключ Тео? – Голос ведьмы был резким и грубым. – Вспоминай!

Раз-Два-Сникерс только мотала головой, стон захлебнулся, дрожь усилилась. Потом она стала уже кричать, реветь, будто её резали по живому.

– Открой глаза! Ты узнаёшь, что это?! – Ведьма подняла перед собой собачий ошейник, что принесла с собой в этот проклятый город. – Узнаёшь, чьё это?! Вспоминай! Раджа…

– Вы мучаете её, – хотела попросить Рыжая Анна, но рот её замкнулся, и она оказалась внутри немоты.

– Вспоминай, зачем подложила Еве ключ?! Она думала, ты её дочь, но это ты… Ты сама!

Раз-Два-Сникерс замычала, какие-то чёрные проклятья на неизвестном языке поднялись из её глотки, а зрачки закатились, оставляя в глазницах лишь мутные белки. Тело Агнец также стало трясти в конвульсиях, и она захлёбывалась собственным голосом. А потом Раз-Два-Сникерс вдруг качнулась вперёд и подняла голову, словно была безумной. Лицо Агнец тут же застыло. Раз-Два-Сникерс злобно ухмыльнулась, и какая-то тьма проступила из её глаз. Теперь с губ самой Агнец сорвался стон, и она смогла лишь слабо выговорить, попросить на исходе сил:

– Вспоминай…

Это была лишь тихая просьба, но в ней сосредоточились все надежды, что ещё остались в этом обречённом месте, и Агнец повторила, подняв в уже бессильной руке собачий ошейник:

– Вспоминай, Раджа, кто носил это имя?

Клубок перекати-поля перестал гореть. Дым рассеялся. Был миг тишины и абсолютной неподвижности. Словно воды неведомого моря смыли все печали, утолили неизбывную жажду страждущих, позволяя заблудшим и усталым сердцам родиться заново.

«Что со мной? – очнулась Рыжая Анна. – Я никогда такого не чувствовала».

Тишина новорождённого мира. Дым рассеивался. И в его остатках стояла уже другая Раз-Два-Сникерс. Она словно пробудилась после глубочайшего сна и теперь узнавала эту новую землю по давно забытым именам. Черты её лица стали мягче, взгляд прояснился, и в его синеве ещё таяли отблески этого неведомого моря…

Она смотрела на собачий ошейник в руках ведьмы. Губы разомкнулись, будто им предстояло попробовать на вкус собственный голос, и она ошеломлённо прошептала:

– Это ошейник Раджи, моего скремлина… Зачем он у тебя?!

Подняла голову, всмотрелась в лицо ведьмы. Обескураженность совсем покинула её взгляд. Улыбнулась. И узнала.

– Агнец? Это ты?!

Ведьма выдохнула. Хрипло усмехнулась. Покивала. Отозвалась с теплом в голосе:

– Ну, привет, Лидия.

6

Нил-Сонов открыл глаза и не сразу понял, что произошло. Голова раскалывалась, как будто после ночной пирушки, всё тело затекло, отзываясь нестерпимой болью.

«Он вырубил меня, – подумал Нил, – но добивать не стал».

Его скворец сидел рядом, и как только Нил очнулся, обрадованно захлопал крыльями, обдувая ему лицо.