Изгои Рюрикова рода - Татьяна Беспалова

* * *

– Архангела Михаила с огненным мечом на ваши головы, нехристи! – бормотал Миронег, счищая с себя рыбью чешую.

Он озирался в поисках колодца или бадьи, наполненной свежей водицей. Эх, хоть бы в волны морские окунуться, дабы очиститься от рыбного смрада да тошнотворного похмелья! Да и чрево Миронегово всё ещё бунтовало, норовя огласить благоуханные кущи звуками сугубо телесного и низменного происхождения.

– Эх, не унять мне вас, паскудные телеса, превращающие сладостные ароматы в непотребную вонь! – бормотал Миронег, ползая по шёлковой траве от одного благоухающего куста к другому. Цветущие персики роняли на него зелёные завязи. Где-то неподалёку журчала вода, обещая оросить ссохшуюся глотку Миронега неземной благодатью. Наконец, после недолгих поисков он обнаружил источник влаги. Тонкая хрустальная струя ниспадала из широко отверстого львиного зева в круглую мраморную чашу. Миронег погрузил в воду воняющую рыбным потрохом бороду, глотнул. Вода имела вкус сладчайший, чистый. Миронег стянул изгвазданные сапоги и омерзительно-грязное полукафтанье. Рубаха тоже оказалась нечистой и стояла колом. А портки-то! Но снять с себя штаны находясь вдали от безбрежной опеки Тат, будучи не в бане, а в чьём-то чужом саду… Нет, Миронег не мог такого себе позволить! Торопясь, сопя и попёрдывая, Миронег полоскал в мраморной чаще одежонку! Эх, хоть бы час-другой покоя, без погонь, без докучливого внимания нетрезвых, вооружённых людей! Тогда тёплое солнышко просушило бы его одежду. Тогда он смог бы спокойно отправиться восвояси, к Тат. Умиротворённый тишиной и благолепием сада, Миронег и думать забыл о Твердяте. Он уж чувствовал тлетворное действие сонливости, которая является естественным следствием пьянства и чревоугодия. Глаза Миронега закрылись, могучая дрема навалилась на него, желая увлечь в царство сладких снов, но яркое солнышко препятствовало ей. Засвечивая через частое решето листвы, оно напускало на Миронега игривых, щекочущих зверушек. Зверушки эти норовили залезть под веки, щекотали в носу, скакали беззвучно. Миронег время от времени взмахивал рукой, тщетно надеясь разогнать солнечных зайчиков. Но те не отставали, не позволяли уставшему человеку отдаться глубокому сну. Тишину сада нарушали лишь щебет птиц, тихий шелест камешков да позвякивание. Наверное, это старый служитель ходил с ведёрком от куста к кусту, от дерева к дереву. Миронегу чудились и голоса: звучные, чарующие, подобные ангельскому пению. Он разбирал слова греческой речи. Ангелы величали друг друга по именам, смеялись. Миронег пытался разлепить веки. А вдруг да доведётся узреть белые крыла или огненные… или…

– Это или вор, или чей-то нерадивый слуга, – сказал один из голосов, приятный и благозвучный.

– Посмотри, Нарцизас! Да он вымок до нитки! – ответил ему второй голос, более низкий, но не менее ласкательный для уха.

– О! Вероятно, он выкупался в фонтане, Онферий!

– Или в чане с брагой. Чуешь вонь?

– Разве этот человек – не степняк?

– Он русич, Нарцизас! Посмотри на его бороду! Осторожно! В их бородах живут отвратительные прыгучие твари, маленькие и кусачие!

– Оставьте прощелыгу, сыновья! – сказал третий голос, высокий, властный, капризный. – Надо сообщить Цуриэлю! Виданное ли дело! Весь город наполнен пьяными дружинниками князя! Даже здесь, в саду достопочтенного Иегуды, валяется эта дрянь!

– Как он сюда попал? – спросил первый голос. – Смотри-ка, отец! Глаза его закрыты. Он спит или он мертв?

– Этот человек мертвецки пьян и теперь спит, – отвечал второй голос.

– Наверное, товарищи перекинули его через стену, дабы учинить свои обычные шутки! – вступил капризный фальцет. – Ступайте следом, сыновья! Достопочтенный Иегуда ждёт нас!

Теперь Миронег слышал лишь тихое поскрипывание камешков. Он слегка повернул голову, осторожно приоткрыл один глаз. Вот они, все трое: фигуры округлые и гладкие, как у женщин. Все трое в длинных балахонах, перепоясанных богатыми кушаками. Две головы черноволосые, третья – лысая, обрамлённая седеющими куделями. Вот все трое скрылись за цветущими кустами, ушли, не оглядываясь, уверенные в том, что он всё ещё крепко спит. В то же время с другого конца сада послышались совсем другие звуки, сильно напоминавшие стук копыт. Страх мгновенно поднял Миронега на ноги. Сначала он бежал, лавируя между кустами. Но в саду оказалось неожиданно многолюдно. То тут, то там он замечал белые туники господ или сермягу служителей. Тогда Миронег опустился на колени и пополз. Исступление отчаяния придало ему и сил, и изворотливости. Наконец он достиг зарослей достаточно густых и совершенно пустынных. И по левую, и по правую руку от него, и сверху, и снизу – всюду цвели благоуханные бело-розовые цветы. Миронег ужом струился среди них до тех пор, пока не упёрся в решётку из переплетённых прутьев. Дальше пути не было. Миронег вгляделся в полумрак за прутьями. Сначала он узрел двоих. Один из них оказался толстяком, прибывшим в райский сад с двумя сыновьями. Второй – высокий и статный – расхаживал взад и вперед по беседке. Его жилистые, обнажённые руки до плеч покрывали сверкающие браслеты, в длинных волосах сияла диадема.

– Плохо наше дело, достопочтенный Иегуда, – зазвенел капризный фальцет. – Давят, гнетут меня русские дружинники. Едят, пьют, бузят по корчмам, а дохода от них нет. Не платят ни резаны!

– Князю Давыду нужна добыча, а войны сейчас нет! – был ответ.

– Я слышал, «Единорог» вошёл в гавань… – едва слышно прошептал толстяк.

– Да, Амирам благополучно вернулся из города Константина.

– Я слышал, он привёз откуп…

– Амирам – удачливый торговец и отважный воин. Он всегда возвращается в родную гавань с прибытком.

– Я слышал, откуп велик. Не менее двадцати литр[30] золотом, – настойчиво дребезжал фальцет. – Претор Херсонеса слёзно просит тебя о содействии. Досточтимый грек Идума просит досточтимого хазарина Иегуду удержать князь-Давыда в стенах города. Ещё бы! Пусть вечно голодная дружина объедает лучших людей Тмутаракани, зато крепости Тавриды будут спокойно торговать!

– Уговор с досточтимым Идумой был совсем не о том, но, впрочем…

Хозяин дома опустился на усыпанную подушками софу.

– Мы с тобой, досточтимый Феоктист, обязаны и свой интерес соблюсти, и помочь достопочтенному Идуме. Как знать, может быть, и нам когда-нибудь понадобится его помощь! А что до откупа, то он крайне мал. Скуден откуп, но часть его я отдам князь-Давыду.

– Ты тронулся умом, Иегуда. Отдать деньги русичу! – отвратительное дребезжание превратилось в свирепый шип.

– Ты несправедлив ко мне, Феоктист! – хмыкнул Иегуда. – Я – суть честный торговец. Я запродал свою помощь и Идуме, и Давыду по справедливой цене. Таков закон торговли: товар не должен лежать без движения! Товар должен продаваться!