Фортуна - женщина - Уинстон Грэхем

— Прежде всего повидаюсь с Толеном.

— Инспектором, который ведет это дело? Он знает о вашем приезде?

— Нет еще. У меня рекомендательное письмо.

— Можете предъявить его чайкам — с гораздо большим успехом. Если вы надеетесь на помощь полиции, лучше бы вам не пускаться в путь. Продолжали бы торговать турбореактивными двигателями.

— Не понимаю.

— Но ведь это очевидно. Полиция предоставит в ваше распоряжение тщательно отфильтрованные факты — и в их же интерпретации. Следователь — или как он у них называется — уже имеет свою версию, и, если вы попытаетесь действовать с ней вразрез, вы будете постоянно натыкаться на незримые препятствия. Мне уже доводилось один или два раза сотрудничать с этими людьми, и я знаю, как устроены их мозги.

Я вспомнил о попытках Пауэлла отговорить меня.

— Я готов выслушать ваши предложения.

Он отбросил прядь со лба — знакомым жестом двух пальцев, сложившихся в знак победы.

— Трудно что-либо посоветовать. Но у меня со времен последнего пребывания в Голландии остались кое-какие связи. Вы уже забронировали номер в гостинице?

— Нет.

— В таком случае предлагаю остановиться у Бетса — если он еще там. У него небольшая гостиница недалеко от Геренграхта. Без особой роскоши, зато довольно чисто. Они вообще аккуратный народ. Во время войны Бетс принимал участие в Сопротивлении, поэтому знает всех и вся. Думаю, он сможет помочь.

— Я хотел начать поиски с Гермины Маас. Пусть подробно расскажет, что именно она видела.

— Бетс это устроит.

— Пусть устраивает, — согласился я, — все, что только сможет.

* * *

Кристиан Бетс загородил лицо карточкой меню и вполголоса произнес:

— С этим проблем не будет. В газетах двухнедельной давности содержатся отчеты о происшествии. Я знаю, у кого можно достать полный комплект старых газет. Пошлю своего сына. Что же касается остального… если полиции не удалось… Я давно удалился от дел. У нас в Голландии, как только война окончена, о ней моментально забывают. Нам есть чем заняться. Я уже много лет содержу отель — вот и все.

Мартин Коксон забарабанил пальцами по столу.

— Вот, я записал имена. Джек Бекингем и Леони. Просто Леони. Понимаю, это нелегко, но ваш труд будет оплачен.

— Некоторые вещи невозможно купить, потому что их нет на рынке, — Бетс навалился огромным пузом на край стола. Стол затрещал. — Сделаю все, что смогу, но мои возможности ограничены. Вам есть еще к кому обратиться?

— Нет, — признался я. — Кроме полиции.

Хозяин отеля вздрогнул. Мартин резко сказал:

— Есть, конечно, и другие, но я главным образом полагаюсь на вас.

Когда Бетс поковылял прочь, Мартин меня успокоил:

— Он всегда так — набивает себе цену. Не обращайте внимания.

Через несколько минут, когда мы сидели на террасе, попивая кофе, вошел Бетс с мятыми номерами ”Хандельсблад” и перевел нам один репортаж. Его гортанный ”английский” язык кто угодно на расстоянии нескольких ярдов принял бы за голландский. Мы узнали, что некая Гермина Маас с Золенстраат, 12 сообщила в полицию, что вечером такого-то числа…

— Золенстраат, — повторил я. — Где это?

Бетс недовольно запыхтел и прикрыл глаза — будто жир давил на веки.

— Около Уде Керк, недалеко от доков. В каком-нибудь километре отсюда. Этот район пользуется плохой репутацией. Местные жители называют его De Walletjes. Нужно пройти по мосту…

— De Walletjes? — повторил Мартин. — Кажется, это квартал красных фонарей? Ну, конечно! Выходит, та девушка…

Я тщетно пытался прочитать надпись под фотографией Гревила.

— Это место далеко от отеля ”Гротиус”, где останавливался мой брат?

— Отсюда оно еще ближе. Смотрите, — Бетс взял три кофейные ложечки. В его пухлых пальцах они показались спичками. — Вот наш отель. Вот отель ”Гротиус”. А это — Золенстраат. До нее то ли семьсот, то ли восемьсот метров. Или около этого. Но не всякий, даже если он является постояльцем гостиницы, доберется туда — разве что будет специально разыскивать. Вы меня понимаете?

Мартин устремил на меня пристальный взгляд.

— Это специфический район, Филип. Я однажды там был. Неужели ваш брат был способен по доброй воле отправиться в эту клоаку?

Я перевел взгляд на фотографию. Пошел бы туда Гревил по доброй воле?

— Вы найдете дорогу?

— Прошло много лет… Впрочем, Бетс освежит мою память.

— Конечно, я все подробно объясню, — пообещал тот. — Но сам я туда ни ногой.

— Давайте сегодня вечером, — предложил я. — Когда стемнеет.

* * *

Мартин Коксон обрезал сигару и бросил кончик в воду канала. Пламя его зажигалки выхватило из темноты длинный ствол сигары и его бледное, разочарованное лицо. Через секунду оно утонуло в клубах сизого дыма, но их быстро развеял бриз. Мы оставили позади торговые ряды и теперь шли вдоль канала, обсаженного каштановыми деревьями. Было тихо; за крышами, башенками, коньками виднелась кромка вечернего неба. Мартин сказал:

— Я бывал здесь во время своего первого приезда в город, но мало что помню — ну, разве что Зее-Дюк и кабаре ”Уде Зийде”. В восемнадцать лет аппетит сильнее брезгливости.

Вдоль берега двигалась баржа. Я посмотрел вниз и убедился, что боковые стенки канала отвесны и выложены кирпичом.

— Упав в воду, оттуда не так-то легко выбраться. Даже перил нет.

Мартин спросил:

— Он любил выпить?

— Нет.

Мы завернули за угол. В лицо тотчас хлынули потоки света от второразрядного кафе с полосатым навесом; они освещали булыжную мостовую и темный причал. Мартин остановился спросить дорогу. Прохожий, респектабельный бюргер, объяснил и, немного смущенный, заторопился прочь.

— Если бы он шел с женой, — сказал Мартин, — скорее всего, ответил бы, что не имеет понятия.

— De Walletjes… Как это переводится?

— Что-то вроде ”Стен”, или ”Барьеров”. Это не официальное название — им пользуются местные жители. Не знаю, с чем это связано… если вообще имеет смысл.

— Вы чем-то расстроены?

— Нет, — он с минуту помолчал. — Просто… Для меня прийти сюда — все равно что вернуться в давно прошедшую молодость. Мог ли я представить в девятнадцать лет, что спустя двадцать один год снова окажусь здесь — после всех утрат и разочарований? Возможно, корни зрелости таятся в юном возрасте и каждый смолоду носит в себе зародыш старости — как письмо в не распечатанном до поры конверте.

Мы очутились в старейшей части города, изобиловавшей узкими каналами и причалами, где высились подъемные краны; от каналов разбегались кривые аллеи, по бокам которых ютились неказистые домики с остроконечными крышами, какие были типичны для Лондона перед Великим Пожаром. На углу собралась небольшая компания — парни держали клетки с голубями и о чем-то оживленно спорили.