Принцесса Монако - Джеффри Робинсон

Ровно в 10.30 в субботу 18 сентября гроб вынесли из часовни, и под барабанную дробь траурная процессии во главе с ее мужем, сыном и старшей дочерью двинулась к собору.

В это время Стефания лежала в специальном корсете в больничной палате, подложив под спину несколько подушек, и смотрела похороны по телевизору. С ней был Поль Бельмондо. Через несколько минут она не выдержала и разрыдалась, а потом потеряла сознание. Бельмондо-сын выключил телевизор. Остаток утра он провел рядом с ней, держа ее за руку. Оба плакали.

Отзвучали слова заупокойной мессы, но гроб с телом Грейс остался стоять в соборе до конца дня. Предполагалось, что его опустят в склеп вечером, причем на этой печальной церемонии будут присутствовать лишь близкие. Однако Ренье в последнюю минуту решил перенести погребение на следующий день, чтобы за ночь рабочие успели расширить склеп.

Грейс похоронили в воскресенье после того, как рабочие приготовили место для самого князя.

Монегаски лишились своей княгини. Достоинство, с которым они перенесли утрату, уступало лишь красоте этой женщины. Правда, несколько досадных инцидентов могли нарушить торжественность момента.

Когда возле собора показался лимузин первой леди Америки Нэнси Рейган, которая не только представляла на похоронах своего мужа, президента США, но и прилетела как близкий друг, служба охраны заметила на крыше собора некоего человека. Нэнси Рейган тотчас провели в собор через черный ход. Тем временем агенты схватили мужчину. Он оказался кинооператором, имевшим эксклюзивное право вести съемку с крыши собора.

Даже папарацци в тот день отдали Грейс дань уважения.

Впрочем, некоторые иностранцы, жившие в Монако, предавались странным футуристическим фантазиям. Раньше они самонадеянно полагали, что, пока на троне были Грейс и Ренье, за эту тихую гавань, свободную от налогов, можно было не беспокоиться. Теперь, когда Грейс не стало, они недоумевали: останется ли здесь все по-прежнему? Отречется ли Ренье? Что ждет Монако?

Когда гибнет идеал, это печально, но, когда рушится финансовая стабильность и привычный образ жизни, это задевает за живое.

Стефания всегда была объектом пристального внимания прессы. После аварии ее имя просто не сходило со страниц газет и журналов. Не прошло и нескольких часов, как ее обвинили в том, что она вела машину. Это было неправдой.

Каролина временно переехала к сестре в палату до тех пор, пока ту не выпишут. Она единственная, кто говорил со Стефанией о том, что произошло на том роковом повороте.

Вот что она рассказала:

— Стефания сказала мне: «Мама твердила: «Я не могу остановиться. Тормоз не работает. Я не могу остановиться». По ее словам, мать была в панике. Тогда Стефания схватилась за ручной тормоз. Сразу после аварии она сказала мне: «Я потянула за ручной тормоз, но машина не остановилась. Я изо всех сил старалась, но все было тщетно».

Лишь много лет спустя Стефания наконец рассказала про аварию для печати. Сделано это было для первого издания этой книги.

— Я помню каждую минуту, — сказала она тогда, с трудом удерживаясь от слез. — Лишь в последние годы я начала относиться к случившемуся более-менее спокойно. Мне была оказана профессиональная помощь, и особенно в последние восемь месяцев я научилась думать об этом без слез. Я до сих пор не езжу по той дороге, даже если за рулем сидит кто-то другой. По крайней мере, я больше не плачу. Но если рядом отец, мне это с трудом удается. Я уже свыклась с мыслью, что мамы нет. Но разговаривать на эту тему с ним я не могу, потому что знаю, что ему будет больно. Я не хочу причинять ему боль, потому что люблю его.

Попробуем описать, что все-таки произошло в то трагическое утро.

Тем летом у Грейс дел было невпроворот. К концу сезона она обычно валилась с ног, но теперь устала сильнее обычного. Морской круиз на Mermoz помог ей немного прийти в себя. И все равно она была измотана, раздражена, ее мучило высокое давление и болезненно протекавший климакс.

То же самое рассказывает Каролина:

— Мама неважно себя чувствовала. Она жутко уставала. И тем не менее все лето она куда-то ездила и занималась самыми разными делами. Она переутомилась. Правда, старалась об этом не вспоминать и не жаловаться, хотя была не в лучшей форме.

В то роковое утро Грейс и Стефания проехали мимо полицейского, который регулировал движение рядом с памятником в Ла-Тюрби. Позднее он докладывал, что узнал Грейс за рулем и отдал ей честь. За ее «ровером» по шоссе номер D-37 следовал грузовик с французским номером. Водитель подтвердил, что за рулем сидела именно княгиня.

В какой-то момент Грейс пожаловалась на головную боль, которая не отпускала ее, пока они ехали вниз. Внезапно у нее случился сильный спазм, и на секунду она потеряла сознание. Машину начало заносить. Открыв глаза, она не сразу сообразила, что нужно делать. В панике она нажала на ножной тормоз. Вернее, думала, что на тормоз, а на самом деле она нажала на газ.

Водитель французского грузовика рассказывал, что шел на расстоянии 45 метров от «ровера», приближаясь к особенно крутому, резкому повороту, когда внезапно увидел, что «ровер» виляет из стороны в сторону и даже выскакивает на встречную полосу. Затем машина выровнялась и на огромной скорости рванула вперед. Водитель знал дорогу, помнил, что впереди крутой поворот, и, когда через пару секунд тормозные огни не загорелись, он понял, что сейчас произойдет.

Именно в этот момент Грейс крикнула Стефании: «Я не могу остановиться. Тормоз не работает!»

Тогда Стефания наклонилась и схватилась за ручной тормоз. Кроме того, ей удалось выпрямить ход машины. Но та все равно продолжала катиться вниз. По словам Стефании, трудно сказать, на какую именно педаль нажала мать, на тормоз или газ, или вообще ни на какую, потому что у нее отказали ноги. Когда полиция в ходе расследования проверяла дорогу, никаких следов торможения обнаружено не было.

Ни Грейс, ни Стефания не пристегнули ремни. Садовник, который работал в саду, расположенном ниже дороги, услышал громкий звук и сразу понял, что произошло. По его словам, за тридцать лет такое случалось по меньшей мере пятнадцать раз. Кроме того, он утверждал, что именно он вытащил Стефанию из окошка рядом с водительским сиденьем, отчего могло возникнуть впечатление, что машину вела именно она. Видя, какой огромный интерес вызвали его слова, он продолжал украшать свою роль в этой трагедии, раздавая направо и налево так называемые «эксклюзивные интервью», лишь бы ему платили.

На самом же деле не он первым оказался на месте трагедии и не он вытащил Стефанию через окошко.

Она сама выбралась из машины с пассажирского сиденья.

— Очнувшись, я обнаружила, что сижу скрючившись под приборной доской. Наверное, я потеряла сознание, когда мы упали. Помню, как мы налетели на дерево, а в следующий миг я уже очнулась, и из машины шел дым. Я подумала, что она вот-вот взорвется. Я знала, что должна выбраться наружу сама и вытащить мать, поэтому принялась колотить по двери ногами. Это было не так уж и трудно, потому что от этой двери осталась половина.