Найти, чтобы потерять - Наталья Костина

Очень Артемий гордился, что владыка почти сразу в себя пришел: крест свой над головой воздвиг и сказал:

– Изыди, враг рода человеческого!

И тут уже и Артемий стал читать:

– Да воскреснет Бог и расточатся врази его!..

А за ним и остальные: отец Мисаил тоненько, но твердо, а отец Филимон дрожащим басом… И тут упырь весь затрясся, покачнулся, и вдруг… вспыхнуло, грохнуло, дымом все заволокло еще более густым, чем туман, который с реки наступал, – и пропало видение. Только всплеск был сильный, будто вурдалак в воду с моста рухнул, хотя отец Филимон потом утверждал, что черт проклятый в самое пекло провалился, и он сам в одну секунду узрел и пещи огненные, и чаны с кипящей смолой, и грешников…

Вдовицу потоптанную Ерема на руки поднял, девушки с матерью рядом сами шли. Народ частью разбежался совсем, а остальные к священству жались – так все и вошли на полковничий двор, за крепкий забор, и засовом затворились, и собак спустили.

Марью Васильевну отец Мисаил сразу стал отварами отпаивать, но очень плоха вдова была, может, и не жилица даже. Артемия владыка с собой позвал – опять на тот проклятый мост, пока не стемнело окончательно. Очень он идти не хотел, жутко ему было… но что ж, одного отца Иоанна отпускать, что ли, да еще и на ночь глядя?!

– Ерему с собой возьмем, если очень боишься, – с усмешкой сказал архиепископ, и Артемию стало стыдно: ладно, землепашцы неграмотные, суеверные, верят во всякое – и в гром небесный, и в бабу-кикимору, и в домового… а он-то при просвещенном владыке! Который если сказал, что не бывает никаких упырей, значит, так оно и есть!

На мосту Иоанн долго ходил, а в одном месте чуть не на коленях ползал, потому как действительно стемнело и туман был такой, что едва друг друга различали. Но они фонари с собой взяли, и ночь в июле не так скоро наступает. Владыка что-то там и скреб, и на тряпицу собирал, и нюхал, и Артемию нюхать велел: чем пахнет?

– Порохом вроде… – неуверенно сказал он. И тут же вспомнил – точно, пороховой вонью тогда от упыря шибануло, а ему почему-то подумалось – серный дух, адов смрад это!

– И зачем упырю порох? – спросил архиепископ не то у Артемия, не то у самого себя.

– Не знаю… – растерянно сказал Артемий.

– И кровь на мосту – настоящая. Вон сколько натекло…

– Так что, и вурдалак настоящий был? – испугался Артемий.

– Учишь вас, учишь, – рассердился владыка, – а вы все как темные! Ничего не видите, ничего не слышите, ничего не замечаете! Я тебя наставляю на путь прав, а ты все норовишь в сторону! Самый настоящий вурдалак тут был, то-то и оно! А поскольку вурдалаков не бывает, то что?

– Что? – переспросил Артемий.

– Господи, – попросил Иоанн, – дай мне терпения христианского, потому что разума ты мне даже больше, чем надо, дал! Да потому что кому-то очень нужно, чтобы тут, в Борковке, упырь появился! Кому это нужно и зачем?

– А и в самом деле? – заинтересовался и удивился Артемий.

– То-то и оно! – строго сказал владыка, воздев кверху перст. – То-то и оно!

– Как там твой друг, Лева? – спросила Ирочка. – Ему уже лучше? Что-то его совсем не видно…

Да, Николай Николаевич в последнее время на людях не появлялся. Естественно, над его биографией мы работать перестали. Во-первых, это было совершенно невозможно, учитывая его состояние и то, как он был занят, отвечая на всевозможные вопросы, которые задавали многочисленные люди, сменяющие друг друга, – должно быть, разные криминалисты-специалисты. А во-вторых, мне даже неловко было ему напоминать об этой самой биографии, которую он намеревался преподнести в качестве свадебного подарка той, что его обокрала. Хотя книга обещала получиться и занимательной, и интересной, а местами даже захватывающей – но, как я полагал, вспоминать об эпизоде своей жизни, сопутствовавшем написанию этой книги, ему было бы тяжело.

Я в который раз подивился проницательности и выдержке этого человека, когда на следующий день после обнаружения пропажи, лишь только у него выдалась свободная минута, он призвал меня к себе и объявил, что наш договор остается в силе и что свой гонорар я получу в полном объеме в любом случае.

– Ну что вы, Николай Николаевич… – смутился я.

– Нет, это вы что, Лев Вадимович! – тут же строго оборвал меня он. – Вы-то почему должны пострадать? Если эта мерзавка так поступила со мной, то отчего я должен поступать некрасиво с другими людьми? Я немножко приду в себя… и мы продолжим. Да, продолжим! А пока… отдыхайте, учитесь играть в гольф… это место для меня… гм… утратило некую часть своего очарования, но мы с вами будем приезжать сюда… иногда… если вы, конечно, не против!

– Я не против… – совсем растерялся я.

– И потом, у вас же есть и другое занятие! Вы же еще одну книгу пишете… этот ваш исторический роман! И пишите, замечательно у вас получается… что-то среднее между вашими любимыми детективами и моим любимым Болеславом Прусом. А знаете, кстати, что его роман «Фараон» очень любил Иосиф Сталин? Правда, странно, что и хорошие, и очень плохие люди часто любят одни и те же вещи? Одну и ту же литературу, музыку, плачут от одних и тех же стихов… Иногда кажется, что тираны просто не имеют на это права! Но ведь в каждом из нас есть и хорошее, и плохое? И бывают такие моменты в жизни, когда плохое перевешивает… да, бывают! И мне нравится, что вы это тоже замечаете…

Я внезапно увидел Николая Николаевича – Ник Ника, ядовитого старикашку, как я его частенько мысленно именовал, глубоко уязвленным, разочарованным, задетым в своих самых лучших чувствах – но несломленным. Да, несломленным! И это, пожалуй, самая сильная черта его характера, подумалось мне. Этот человек был стоик и спортсмен – в том замечательном смысле этого слова, какой в него вкладывали англичане прошлого и позапрошлого веков и какой иногда вкладывают и теперь. Потому что даже в наше время лучше не скажешь!

– Николай Николаевич – настоящий спортсмен! – сказал я.

– Да? – удивилась наивная Ирочка. – А каким видом спорта он занимается?

– Это я так… в общем смысле…

– Кажется, я тебя поняла, – медленно проговорила она. – А… ты давно с ним дружишь?

– Нет, – честно признался я. – Мы знакомы примерно год, а дружить… дружить, наверное, начали вот только что… на днях… ну, когда все это произошло. Кстати, ты прочитала, что я тебе дал?

– О да! – Милая Уточка тут же забыла о болящем спортсмене и затараторила: – Но это же совершенно… совсем другое! До этого… ну как тебе сказать… до этого все было как бы в едином стиле… ну, такой… ну, я не знаю. Я в литературных стилях не разбираюсь, но классика, короче. Или Ренессанс? Ну, исторический стиль. И тут вдруг – такой махровый фольк! Прям избушка на курьих ножках… все такое народное! Черниговские леса и упыри! И стиль совсем другой! Это что… можно в одной книге так совмещать?