Найти, чтобы потерять - Наталья Костина

– Если концепция одна, то почему и не совместить? – несколько уязвленно сказал я, хотя в чем-то Ирочка была права. И как это со мной произошло, я и сам не понял! Должно быть, это от случившегося похищения века меня внезапно снесло из галантной Европы в черниговские леса, почти на родину богатыря Никитича… Иначе как этим обстоятельством мне трудно было бы объяснить изменение стиля, и языка, и места…

Я сидел молчаливый и сосредоточенный, и вдруг мне в голову пришла неожиданная мысль: а не виноват ли в этом во всем – в том, что случилось и со мной, и с Ник Ником, – этот проклятый и проóклятый перстень, о котором он сказал, что лучше бы потерял всю остальную коллекцию вместе с той частью, что уже пропала, но только не его?! Почему это кольцо ему так дорого? Или же оно и в самом деле не имеет цены… или оно не имеет цены только для Николая Никитича? Хотел бы я это узнать! Но я не мог спросить об этом… не смел. Поэтому я придумывал свою историю – историю, которая не существовала, но могла существовать! Кольцо и в самом деле было свидетелем эпохи… и оно на самом деле меняло владельцев! И, возможно, оно также менялось вместе с ними? И само влияло на тех, кто его носил или надевал? Вот и я невольно попал под его чары, умудрившись родить на свет его виртуального двойника… И теперь выдуманный коварный перстень Борджиа может стать реальнее настоящего, потому что уже творит со мной что хочет!

– Но в целом мне очень, очень понравилось! – сказала Ирочка. – Мне даже захотелось почитать продолжение твоему другу… он так хорошо слушает! Как тебе кажется, Лева, ему понравилось мое чтение?

– Ты была просто бесподобна! – сказал я.

– Ты тоже бесподобен! – Она довольно засмеялась. Крутой утиный носик задрался от удовольствия, волосы пушились в беспорядке – должно быть, утром Уточка была в своей стихии, то есть ходила на озеро или во внутренний бассейн плавать. Я же все утро ленился… потому как снова вошел в собственный ритм: писал до полночи, потом дрых до полдня… правда, на тренировки с Ирой ходил исправно. Возможно, крутым гольфистом я не стану, но… Я не успел додумать дальше этого «но», потому что Ирочка потребовала ответа:

– А этот архиепископ Иоанн – он найдет того… упыря? И это будет детективная история, да?

– Да, это будет детективная история, – раскрыл я карты, и она чуть не запрыгала от удовольствия.

Все-таки Уточка была бесконечно очаровательна, и непосредственна, и… умна! Да, умна, несомненно. «Конечно, она умна, Стасов, – сказал внутренний голос, который так любил меня поучать. – Иначе как бы она занималась этими своими финансами? Неумна она только в том, что выбрала этого хлыща Даниила. Но Уточка, выходит, еще и удачлива, потому как от него ее избавил случай! Счастливый случай, избравший своим орудием Светку. А девушка поплачет, да и утешится… и, слава богу, не с тобой! Потому что ты все еще жаждешь Киры… увы, ты хочешь несбыточного и желаешь невозможного!»

– Да, это будет детективная история, – повторил я. – И у меня, похоже, уже созрело ее продолжение!

– И молния туды ка-а-ак вдарит! И камень на его могиле поганой ка-а-ак треснет! Напополам! И оттелева кажную ночь – как бог свят, люди видели – он и выходит! И садится в карету, а в карету шесть вороных коней запряжоны! И у их, у коней энтих, из ноздрей дым валит! И везут они его сюда, значит… и тут он кровь и пьет! И гуляет до самого рассвету, а как только первый кочет запоет, он в свою карету шасть – и обратно, в могилу!

– Господи, спаси и помилуй! – крестятся в людской. Кухарка, тетка особо впечатлительная, даже вскрикивает.

– Да как же он в могилу-то попадает, ежели могила в Чернигове, а петух тута поет? – спрашивает рассудительный кучер полковницы. – Тудыть еще доехать надо… путь неблизкой!

– А как нечистая сила сюда попадает? – ехидно спрашивает рассказчик. – От пекла тоже путь неблизкой! Уж они пути свои знают! А еще видели, как он крови напьется и как петух-то его спугнет – он шасть в колодец! В тот самый, что позадь усадьбы… высох который. Видать, оттудова прямой путь… пекло – оно под землей, и колодец-то в землю уходит!

– Охти мне! – хватается кухарка за грудь. – А я туды за щавелем намедни ходила! Щавель там растет крупный! Ну нигде такого щавелю нет! Хо-о-оспа-а-ади-и-и…

– На крови тот щавель! – поднимает заскорузлый палец рассказчик. – Оттого такой и крупный!

– Вылить… вылить! Немедля! Охти мне…

– Да ты погодь, тетка, выливать! – Молодой насмешливый парень смотрит на компанию с явным недоверием. Он только вечером приехал с посланием к владыке из епархии и еще не совсем в курсе дела, поэтому так и храбр. – Борщ-то у тебя, небось, с убоиной? – спрашивает он. – Наваристый борщ?

– Со свининой. – Кухарка поджимает губы.

– Так ты его сюда тащи, – говорит он. – Все равно выльешь без пользы, а я съем.

– Не надо, – говорит одна из домашних девушек тоненьким голоском. – Не ешь… заболеешь… – Приезжий, статный, красивый, явно ей нравится.

– Тащи, тащи! – говорит смельчак. – Щас спробуем!

– А еще, – рассказчик понижает голос, недовольный тем, что внимание от него ушло к каким-то там щавелю и борщу, – он девок молодых портит! Как высосет он из них крови, так девка уже замуж и не хочет! А даже если и хочет, то ее никто не берет! Сваты такой дом десятой дорогой обходят, потому что девка такая и сама потом кровь пьет… Бывает, выдадут все же такую взамуж против воли или за большим приданым кто погонится, а она встает по ночам и идет к свекрам на половину… Тихо идет, ну чисто по воздуху плывет… нигде ничего не скрипнет, и двери сами собой отворяются… И она сначала свекруху изводит, а потом и до свекра добирается, и шею ему прокусывает…

– Бабы потому что всегда вкуснее, – с улыбкой комментирует насмешник. – А у мужиков кровь с дегтем, да и бородища такая – пока до крови доберешься, полон рот волосьев набьешь!

– …и тени они не отбрасывают, и собаки их чувствуют и воют!

С улицы и в самом деле вдруг доносится протяжный, жуткий вой.

– С нами крестна сила! – Кухарка как сноп валится на лавку и от ужаса засовывает себе в рот передник. Начинает одна собака, но вскоре вой становится гуще и многоголосее, к первому леденящему душу завыванию присоединяются новые и новые…

– Да ты, тетя, того и гляди сама помрешь! – жалеет кухарку приезжий. – Давай я пойду, пугану кобелей этих, а? Развылись, чисто по покойнику…

– Нет! – пугается вся женская половина. – Не ходи! Нельзя на улицу до утра выходить! Там он бродит!

– Вот ты не веришь, – с осуждением говорит рассказчик, – а у нас все село его видело! Как крестный ход-то шел, все видали! Потому как нельзя ему было попов с крестами на ту сторону пускать! Когда б они все село кругом обошли, тут бы ему и каюк! Упал бы он тогда в свой колодец, и прахом рассыпался, и больше бы уж не возвернулся! Стал он, значит, посередь моста, руки протянул… длинные-предлинные! А с зубов кровь так и каплет… и глаза горят! Хорошо, попов трое было – они три молитвы читали, а это им хуже кола осинового… Не смог он никого угрызть, завертелся на одном месте, заревел да под землю и провалился! Прям через мост, в дыму адском, серном. Все видели. Провалиться-то провалился, однако крестный ход-то до конца не дошел! Значит, он опять вылезет и теперь будет ходить и ходить… пока место пусто не станет! Сначала жену свою изведет, потом дочек… как укусит – так их замуж и не возьмут! И будут они чахнуть…