Царь без царства - Всеволод Алферов

Видя решимость в его глазах, Самер отлепился от подоконника.

– Будем надеяться, – сказал он. – Тебе бы нужно возвращаться. Не приведи Шеххан, тебя хватятся.

– О, я сказал, что пойду в склеп, к праху отца. Никто не посмеет туда сунуться, – владыка отмахнулся. – Но ты же понимаешь, что поедешь со мной?

– Если тебя отпустят. Если советники решат, что я могу с тобой отправиться.

– Да куда они денутся? Если путешествие состоится, поедут многие вельможи. Мой отец брал с собой половину двора. Я бы беспокоился, отпустит ли тебя Круг.

– Я существую, чтобы исполнять сделку, – Первый усмехнулся. – «И принуждать царя, если придется». Все остальное у меня отняли, но, если я забуду, они меня самого принудят.

В раскрытое окно влетела муха и принялась гудеть под потолком, голуби устроили под крышей башни перебранку, а Ианад все жевал губами. Наконец он кивнул:

– Решено. Значит, грош цена браку, и наследнику, и мне самому, пока я не исполню ритуалы. И ты едешь со мной. Осталось убедить советников.

Ианад встал.

– Не вздумай отступиться, когда придет время! Я бы сегодня же условился с подопечными. Ну или кто они тебе сейчас?

Это была просто мысль, одна из многих, но отступать поздно, мальчик уже схватился за нее. Да и не за что им больше хвататься.

– Ты понимаешь, что это значит, – говорил владыка. – Я не вернусь в столицу, пока за мной не будет собственных мечей. Или пока меня не приволокут силком.

Да, маг понимал. Чтобы не отвечать сразу и чтобы полуденное солнце не нагрело воздух в комнате, Самер начал закрывать ставни, отчего в гостиной стало полутемно. Ждущий ответа царь в черном кафтане напоминал призрака. Верховный содрогнулся при мысли, что натворил в тот первый дождливый день весны. Во что он втравил весь Круг? Сколько людей погибнет от неверного ответа?

А сколько от верного? Бездна!

– Ну что? Решено? – спросил Ианад, и на Самера снизошло мрачное и безысходное спокойствие.

Он ответил, зная, что сегодня ночью к нему опять придут кошмары.

16

Дождевые леса к юго-востоку от Ишираса, 25-е месяца Эпит

– Может, нам и не стоит туда идти, – проговорила Зено. От долгого молчания и от лихорадки голос ее совсем осип.

Они смотрели на цепь серых каменистых холмов, со всех сторон окруженных джунглями. Из-за низко нависших туч сумерки подкрались быстрее обычного: еще четверть звона назад под сенью ветвей царил зеленый полумрак, наполненный пением птиц и стрекотанием насекомых. Теперь чаща за спиной все больше напоминала сырую пещеру.

Зато в деревеньке на холме уже зажгли лампы, крохотные оконца одно за другим загорались теплым медовым светом.

Вместо ответа Азрай смерил ее взглядом.

Да, ей было плохо. Очень плохо. Обессиленная и дрожащая, Зено едва держалась в седле, когда заросли позволяли двигаться верхом, а когда не позволяли, едва плелась, временами просясь отдохнуть. По спине ее стекал горячий пот, одежда не просыхала от влаги, а сердце колотилось, как безумное.

Была б ее воля – Зено осталась бы и умерла прямо здесь. Видимо, Азрай решил, что лучше сдохнуть в человеческом жилище. «Еще день, – всякий раз говорил он. – Потерпи. Совсем скоро мы найдем селение». Он держался поближе к Туману, готовый подхватить спутницу, если та начнет оседать в седле. И рассказывал, рассказывал: о детстве в маленьком городке, о старшем брате и столице. Так воин отвлекал ее, чтобы она не теряла сознание… своей цели он достиг, но посланница не вспомнила бы, что он говорил, даже под пыткой.

– Может, и не стоит, – наконец сказал Азрай. – Но придется.

Тем не менее воин не тронулся с места. Прищурившись, он вглядывался в хижины: не то пересчитывал людей, не то пытался разглядеть, вооружены ли они.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросил он.

Как дрожат руки, а спину так тяжело держать прямо – вот, что ей хотелось сказать. Но Зено не любила жаловаться, и потом воин сам все знал.

– Аз, я не чародейка, – ответила она. – Когда мы переправились… да, мне казалось, сама земля источает зловоние. Мне и сейчас порой кажется, а иногда нет… Что правда, а что лихорадка? Я уже сама не знаю.

У склонов джунгли сменялись широколистыми хлебными деревьями, а еще дальше, повторяя изгибы притока Ишираса, лежало лоскутное одеяло огородов и рисовых полей. Тучи спускались ниже, цепляясь за холмы, оставляя на вершинах темные клочья. Они явно сулили новый дождь.

– Пойдем, что ли, – решился воин и хлопнул Тумана, чтобы следовал за ним.

Собаки издалека почуяли их и подняли лай. Хлопнула дверь, загомонили голоса. В предгрозовом затишье звуки разносились далеко над землей. Путников встречали у первого дома – около дюжины мужчин перегородили дорогу, опираясь на колья и лопаты.

– Стой, – тихо сказал Азрай. Сам он вышел на несколько шагов вперед и развел руки подальше от оружия.

Зено подумала, что вряд ли они разживутся здесь продовольствием, и еще меньше надеялась на ночлег. И домики, и крестьяне – все говорило о крайней бедности, половина мужиков обходились лишь холщовыми штанами. На лицах читалось не больше дружелюбия, чем у торговца к сборщику податей.

– Мы путники из столицы, – заговорил Азрай. – Моя жена больна. Все, что мы хотим, – это сухой угол, горячая еда и немного ухода. А еще у нас осталась горсть серебра, так что мы заплатим за кров.

– А что нам с твоего серебра? – заговорил видный мужчина, его борода сохранила цвет, но на мощных руках выступили старческие пятна. – Мы здесь привыкли отрабатывать чужое добро, вот как. Или уж устраиваем обмен.

– Я могу отработать. Жене нужен отдых, но сам…

– Умеешь-то ты что, царский прислужник? Мошной трясти?

– Куда вы едете?

– Как переправились?

– Чем больна твоя женщина?

Вопросы посыпались один за другим. Смутившись под их градом, Азрай выбрал, наконец, на что ответить:

– Простыла и наглоталась холодной воды. Иширас вздулся от дождей, и течение снесло переправу, – он кивнул тому, кто спрашивал. – Я сам воин, но могу охотиться и не гнушаюсь тяжелой работы.

– А мы здесь все не белоручки.

– Побойся бога, Реза́ш!

Зено обернулась на новый голос. В свете, льющемся из раскрытой двери, возникла коренастая женщина. Ее волосы были собраны над головой и убраны под туго замотанный платок, что возвышался, как колпак. Подглядывала в щелку и слушала. Должно быть, все женщины сейчас заняты тем же.

– Ты что, не видишь, она вся горит! – Крестьянка ткнула пальцем в посланницу. – С каких пор мы оставляем хворых под дверью?

– С тех пор, как тени удлинились и взялись ходить.