Самый желанный - Селеста Брэдли

– Столько виски, Вулф. Я знал, что рано или поздно ты лишишься рассудка.

– Что? – заорал Вулф. Он переводил взгляд с одного на другого и понимал, что на Стикли не пало ни капли подозрения. Махнув бесполезным ружьем, он разочаровано произнес: – Спросите вашу жену, Марбрук. Она там была!

– Ах да! – Стикли кивнул и пошел к двери в кухню. – Миледи, пожалуйста.

Когда появилась леди Марбрук, Вулф едва не задохнулся, но тут же улыбнулся ей как своей последней надежде. Феба отшатнулась. Ее брови взлетели на лоб.

– Ральф, останови его!

Лорд Марбрук обнял ее за талию.

– Все в порядке, дорогая. Видимо, мистер Вулф запутался и не помнит ночь, когда меня похитили. Он просит тебя рассказать, что тогда произошло.

Вулф указал на Стикли.

– В ту ночь нас было двое, помните?

Леди Марбрук посмотрела на него с недоумением.

– Двое? Вы уверены?

У Вулфа отвалилась челюсть.

– Вы видели нас обоих!

Феба пожала плечами.

– Не могу вспомнить. Видите ли, я была так напугана. Сами понимаете, беспомощная леди, одна, на ночной дороге, а тут разбойники… – Она с сожалением покачала головой. – Я точно не помню, что видела.

Вулф сразу все понял. Стикли заключил с ними сделку. Его поимка в обмен на защиту с их стороны и, вероятно, еще что-нибудь сверху.

Тут в комнате появилась стража – грубые мужики тычками и ругательствами вытолкали его из комнаты, их интересовала только премия за его арест.

Когда Вулфа увели и сунули в арестантскую карету, он, как пойманный зверь, с яростью посмотрел сквозь решетку на своего бывшего партнера Стикли, словно желая убить того взглядом.

Миссис О’Мелли была очень терпеливой и мудрой женщиной. Она понимала: если старшая дочь, Патриция, заявила, что вернулась из Англии, потому что ее уволили за плохую работу, значит, о настоящей причине пока говорить не стоит. Ни один из ее детей не бездельничал ни одного дня в жизни!

Разумеется, дело в мужчине.

У миссис О’Мелли было пять сыновей и три дочери. Она прекрасно понимала разницу между разбитым сердцем и неудачей в работе.

Даже мальчики – да благословит их Бог – поняли, что кто-то разбил сердечко их любимой сестры, поглядывали на нее с беспокойством и бормотали ругательства в сторону «этого проклятого англичанина», но только не в присутствии Патриции, иначе она бледнела еще больше.

Миссис О’Мелли вытерла руки после мытья посуды и подсела к Патриции, которая чистила картошку на обед. Семья из семерых человек, которым приходится делать тяжелую работу, способна съесть кучу картошки, но Патриция начистила ее на целую армию.

Миссис О’Мелли вздохнула, подняла глаза к небу и помолилась о помощи. Она собиралась вскрыть глубокую рану, но если не прижечь эту рану как можно быстрее, они все утонут в залитых слезами картофельных очистках. Но тут ее внимание отвлекло какое-то движение за маленьким окошком на фасаде. Кто-то спускался по горной дороге, шагая широко и свободно, как человек, который давно идет пешком. Мужчина в крепкой одежде из домашней шерсти и льна – высокий, приятный парень – сдвинул кепку на самый затылок, чтобы погреться под редким в это время солнышком.

– Как ты думаешь, кто это?

Дочь тоже подошла к окну посмотреть на мир, из которого бежала. Вот тогда миссис О’Мелли и услышала вскрик, который издает женщина, если ее поразили в самое сердце. Взглянув на свою Пэтти, которая всегда была одной из самых хорошеньких девушек в графстве Клэр, миссис О’Мелли увидела, что та в мгновение ока превратилась в потрясающую красавицу.

Миссис О’Мелли снова бросила взгляд на дорогу и воскликнула:

– Никакой это не англичанин!

Патриция смеялась от счастья.

– Не говори глупостей, мама. Это мой ирландский Джонни пришел наконец домой.

Миссис О’Мелли смотрела, как ее старшая дочь легко бежит по дороге навстречу своему мужчине, и белые концы ее шерстяной шали летят за ней, как крылья морской птицы, которая наконец нашла свой берег.

Грэм вошел в парадную дверь Иденкорта. Ему не пришлось герцогскими руками касаться замка. Дверей не было. Их забрал столяр, чтобы произвести необходимый ремонт. Через день-два двери вернут на место. Когда прибудет еще бригада рабочих, ремонт дома пойдет быстрее. Грэм очень на это надеялся. Он обещал Сэди, что двери будут на месте до первого снегопада.

– Окна! – Она нацелила на него щетку для волос. – Не забудь нанять стекольщика. У нас столько разбитых окон!

Именно Сэди придумала нанять мистера Стикли для общего руководства ремонтом главного дома, и тот с энтузиазмом взялся тратить состояние Пикеринга почти с той же скоростью, с которой его наращивал.

– Основной капитал в безопасности, – заверил он Грэма. Там были еще слова вроде «амортизации», «процентного прироста», так что глаза Грэма вскоре остекленели, и он просто махнул рукой – «продолжай работать».

– У вас отлично получается, старина.

Лицо Стикли осветилось улыбкой.

– Благодарю вас, ваша светлость. Я надеюсь когда-нибудь оказаться здесь гостем.

Грэм ответил ему недоуменным взглядом.

– Да мы вообще не собираемся вас отпускать.

У маленького управляющего определенно увлажнились глаза. А что касается Грэма, то он не мог дождаться, пока Стикли освободится и займется остальной частью поместья.

Однако в этот момент усадьба выглядела хуже, чем прежде. То, что покосилось, снесли. Разбитое заколотили досками. То, что еще поддавалось починке, убрали. Кругом зияли огромные дыры, и валялся мусор.

Грэм и Сэди жили в самом центре этого водоворота. Грэм со всей сердечностью пригласил семьи Брукхейвенов и Марбруков на помощь. Те с извинениями отказались. В это время умер старый герцог Брукмор. Колдер и Дирдре взяли Мэгги, котенка, Фортескью-младшего и перебрались в свою новую резиденцию в Брукморе. Ральф и Феба сразу отправились в Брукхейвен, надеясь обосноваться там и осуществлять опеку и надзор за имением в интересах первого сына мужского пола, который родится у Колдера и Дирдре.

Дирдре призналась, что уже ждет ребенка. Феба продемонстрировала прежде не замеченный в ней соревновательный дух и вскоре тоже оказалась в интересном положении.

Сэди счастливо засмеялась этим новостям от кузин и тут же потащила Грэма в дом, чтобы попрактиковаться. Грэм с энтузиазмом поддержал эту мысль. И не раз.

Сейчас, стоя в холле, он закашлялся от штукатурной пыли. Муж Мойры, Джон, безмятежно вытряхивал кусок брезента с балкона над головой Грэма.

– Прошу прощения, ваша светлость.

Вот они, радости возвращения домой! Грэм поднялся наверх, старательно избегая волчьих ям на лестнице, где были вынуты раскрошившиеся мраморные ступени. Теперь лестница ждала ремонта, а ее очередь подойдет нескоро.