Джайна Праудмур. Приливы войны - Кристи Голден

– Значит, решено, – подытожил Кейлек. – Больше я вас не подведу.

Голос его звучал твердо, но в глубине души Калесгос отчаянно надеялся, что прав он, а не Кири. Если он ошибается… новых потрясений раненый мир не перенесет.

Не столь уж давно бывший вождь Орды устроил большое празднество в честь возвращения из Нордскола ветеранов, бившихся против Артаса и воевавших в Войне за Нексус. Великолепное шествие через ликующий Оргриммар Гаррош помнил прекрасно: он сам это и предложил. На этом-то празднестве Тралл и оказал Гаррошу честь – вручил ему оружие отца, ныне надежно висевшее за широкой спиной.

В тех войнах Гаррош дрался на славу и был этим очень горд, но еще больше гордился свершениями в крепости Северной Стражи и в Тераморе. Там, в Нордсколе, часть победы принадлежала Альянсу. При одной мысли об этом сердце переполняла ненависть, жгучая, как раскаленные угли. Теперь же – другое дело. Теперь все идет как до2лжно. Теперь Орда бьется с Альянсом. Эту войну Тралл мог бы начать и собственной властью, да слишком уж присмирел, поддавшись на уговоры светловолосой женщины-мага. Присмирел, и вместо этого начал бороться за «мир», какой уж возможен меж орками и их бывшими угнетателями. Гаррош же решил стать для Альянса тем же, кем Громмаш Адский Крик был для демонов. Убив Маннорота, отец сбросил оковы рабского повиновения этим нечистым тварям, а он, его сын, стряхнет с себя более тонкие, незримые цепи «мира» с Альянсом. Гаррош не сомневался: в конце концов его сторону примут даже упрямцы Бейн и Вол’джин, и вот тогда-то и наступит мир – настоящий, купленный кровью и кровью скрепленный. Мир на условиях Орды.

Посему он распорядился, чтоб это празднество, этот триумфальный вход победителей в столицу Орды, посрамило парад, устроенный Траллом, по всем статьям. Нет, шествие да какой-то там пир – это далеко не все! По приказу Гарроша праздник продлится целых шесть дней. Бои ящеров на арене! Состязания в воинском мастерстве и увесистые кошельки в награду величайшим бойцам Орды! Пиршество за пиршеством под звуки лок’трас и лок’ваднодс, а улицы потекут реками доброго орочьего грога!

В сопровождении свиты шествуя к воротам Оргриммара, Гаррош с удовлетворением отметил, что огромная ликующая толпа не расступается перед ним. Множество глоток принялись раз за разом выкрикивать его имя, пока оно не загремело, как гром. Упиваясь своим торжеством, Гаррош в восторге взглянул на Малкорока.

– Гар-рош! Гар-рош! Гар-рош! Гар-рош!!!

– Они так любят тебя, мой вождь, что не хотят пропускать! – заорал Малкорок, перекрикивая шум. – Расскажи им о своей победе! Они хотят услышать о ней из твоих собственных уст!

Гаррош еще раз окинул взглядом толпу.

– Так вы хотите услышать, что я скажу?! – проорал он.

Невероятно, однако толпа взревела громче прежнего. Гаррош улыбнулся еще шире и взмахнул рукой, требуя тишины.

– Соплеменники! Братья! Вам, благословеннейшим из орков, выпало жить в исторические времена. Во времена, когда я, Гаррош Адский Крик, готов подчинить Орде весь Калимдор. Человеческая зараза, пустившая нечистые корни в Тераморе, начисто изведена мощью темной магии. Их больше нет! Довольно Джайне Праудмур подрывать наше мужество вкрадчивыми речами о мире. Речи ее пропали впустую, и теперь она со своим королевством обращена в пыль. Но это еще не все. Этого мало. За Терамором настанет черед ночных эльфов. Долго они отказывали нам в простых жизненных нуждах. Мы возьмем себе и их города, и их жизни, а те немногие, кого пощадим, пусть бегут в Восточные Королевства. Я, Гаррош, втопчу их в грязь, заставлю молить о скудной еде и ночлеге, а их богатства пущу на пользу Орде. Непобедимые линкоры Орды отрезали их города от помощи, и когда мы приготовимся к вторжению, они падут перед нами, как сноп пшеницы под серпом жнеца!

Ликующие крики, хохот, гром аплодисментов вскоре сменились спонтанным, но единодушным кличем, порожденным его речью:

– Смерь Альянсу! Смерть Альянсу! Смерть Альянсу!!!

Бейн устроился у стола в углу грязной и темной таверны в Колючем Холме. Дневной свет, проникавший внутрь из-за двери, помещения почти не освещал – разве что являл взору клубившиеся в воздухе облака пыли. Пиво здесь подавали скверное, а кормили еще хуже. Всего в паре миль к северу он наслаждался бы роскошными яствами, каких в жизни не пробовал, но предпочел удовольствоваться малым и ничуть о том не жалел.

Гаррош запретил армии расходиться. Всем воинам Орды надлежало оставаться в Дуротаре, однако пригласить Бейна на оргриммарские пиршества вождь позабыл. Сия «забывчивость» являлась неприкрытым оскорблением, а Бейн был достаточно умен, чтоб это понимать. И, понимая это, благодарил судьбу. Пожалуй, вынужденный еще хоть минуту выслушивать славословия Гаррошу, подвергшему Орду ненужной опасности и совершившему массовое убийство самого подлого, трусливого толка, он не сдержался бы и бросил этому зеленокожему дурню вызов. А, сделай он это, кто бы ни уцелел в поединке, проигравшей стороной окажется вся Орда.

Подобные мрачные мысли одолевали не его одного. Цедя скверное пиво, он не сводил глаз с двери. Входящие таурены кивали Бейну и тоже усаживались за столы. Со временем через порог переступил Вол’джин. Нет, тролль не подсел к нему, однако встретился с ним взглядом. Тут Бейн, к немалому своему удивлению, увидел в дверях малиновые с золотом одеяния син’дорай, а за ними – полуистлевшие лохмотья Отрекшихся, и воспрянул душой. Другие видели то же, что видел он, и чувствовали то же самое. Быть может, способ положить конец безумствам Гарроша, пока за них не поплатилась вся Орда, все же найдется?

Пропитанный солью прибрежный воздух содрогался от громкого шума. Шум, начавшийся два дня назад, едва ушей Вариана достигла весть о падении Терамора, не смолкал ни на миг и не смолкнет, пока дело не будет доведено до конца. То были звуки лихорадочной деятельности – жужжание вгрызающихся в доски пил, стук молотков по гвоздям, лязг собираемых механизмов. Во всю эту индустриальную какофонию вплетались хриплые, резкие голоса дворфов и жизнерадостные восклицания гномов.

Ни один из жителей Штормграда на шум не жаловался. Этот шум был гласом надежды. Этот шум означал, что одним, пусть смертоносным, но небывало трусливым ударом Альянс не сломить.

Стоя бок о бок на крепостной стене, Бролл Медвежья Шкура, Вариан и Андуин смотрели вниз, в гавань. Занималась утренняя заря, неспешно поднимавшиеся над громадами новых судов паруса розовели в лучах выглянувшего из-за горизонта солнца.

– Наверное, столько рабочих в одном месте я в жизни еще нигде не видал – даже в Стальгорне, – сказал Андуин.

По его собственной просьбе он оставался дома до отплытия флота, а после этого собирался вернуться к дренеям и возобновить учебу. Обрадованный его решением, Вариан улыбнулся сыну. Нежданная встреча с Джайной не на шутку удивила и расстроила их обоих. Особенно Андуина: увидев миролюбивую «тетушку Джайну» исполненной такой ненависти, он был потрясен до глубины души. В тот вечер они – человек, некогда искренне симпатизировавший новым убеждениям Джайны, и мальчик, ужасавшийся им – допоздна говорили о том, что творят с людьми скорбь и горечь утраты, и как калечат людские души война и кровопролитие.