Джайна Праудмур. Приливы войны - Кристи Голден

С грустью и непреклонной решимостью взглянул Андуин на отца.

– Я знаю, все это ужасно, – сказал он. – Но… но понимаю: с Ордой придется воевать. Они показали, на что готовы пойти, и мы должны помешать им губить ни в чем не повинных людей. Но вот таким, как Джайна, я становиться не хочу. Только не это. Мы можем защищать свой народ, но зачем защищать его с ненавистью в сердце?

Тут и собственное сердце Вариана затрепетало от гордости. От Андуина он подобного одобрения – пусть сдержанного, но все же – не ожидал. Мало этого, он искренне удивлялся тому, что сам не разделяет чувств Джайны. Подумать только, сколь далеко вперед ушел он от человека, которым был прежде! В былые времена его разум и душу переполняли ярость и гнев, его собственное «я» разорвалось на части, воюющие меж собой. Одно время Вариан, в буквальном смысле этих слов, был не одним, а двумя людьми, но слияние их тел воедино оказалось лишь частью победы. Только благословение Голдринна, могучего волка из Древних, и помогло, научило, как соединить разорванную надвое душу… Воистину, с тех пор он многого достиг!

Возможно, когда-нибудь он даже сумеет сравниться мудростью с сыном.

Бролл покинул Тельдрассил при помощи магии – возможность, доступная далеко не всем его соотечественникам. Новости о блокаде внушали тревогу, но неожиданностью вовсе не были.

– Приятно видеть столь крупное строительство, – сказал друид, присоединяясь к общему разговору. – Но не думай, друг Вариан, что пойдешь в битву один. Да, много наших кораблей оказались в кольце блокады, но немало осталось и за его пределами. Малфурион и Тиранда с великой охотой помогут тебе всем, что в их силах. Можешь не сомневаться: в не слишком далеком будущем твой флот украсят несколько дюжин наших линкоров.

Андуин повернулся к друиду. Чтобы взглянуть в лицо отцовского друга, мальчику пришлось запрокинуть голову. Андуин знал: когда-то и Броллу довелось, столкнувшись с утратой, поддаться гневу и ненависти. «Должно быть, – подумал Вариан, – при виде двух отставных гладиаторов, обсуждающих то, что должно быть сделано, не с радостью, а с сожалением, принц воспрянет духом». Свет свидетель: все это воодушевляло и его самого.

– Вы даже не попытаетесь прорвать блокаду? – спросил Андуин.

– Нет, – отвечал Бролл. – Сейчас все наши силы лучше обратить на общее дело. Жизнями, которыми неизбежно придется пожертвовать, нужно дорожить, Андуин. А если объединить силы, то и шансы на победу выше.

Встряхнув золотистой челкой, принц вновь устремил взгляд на корабли в гавани.

– Зачем Орда это сделала? Они же не знали, что мы эвакуировали мирных жителей. Значит, они просто…

Голос мальчика дрогнул и Андуин умолк, не в силах продолжать. Вариан мягко привлек сына к себе.

– Проще всего ответить: потому, что Орда – чудовища. Действительно, то, что они сотворили – чудовищно. И о Гарроше с его кор’кронцами я бы сказал кое-что, да только слова эти – не для детских ушей.

Андуин едва заметно улыбнулся.

– Зачем? Я не знаю, сынок, – посерьезнев, продолжал Вариан. – Хотелось бы мне самому понимать, зачем некоторые творят подобные вещи. И никакая уверенность в том, что многие, не принадлежащие к Альянсу, потихоньку ропщут на Гарроша, не остановит моей руки.

– Но… мы ведь не станем биться, как Гаррош?

– Нет, – отвечал Вариан. – Не станем.

– Но если он готов сделать такое, на что мы не пойдем… разве это не значит, что победа останется за ним?

– Нет, пока во мне остаются силы дышать, – откликнулся Бролл.

– И во мне, – присоединился к нему Вариан. – Наш мир… такое чувство, будто весь мир свихнулся. Да, на арене я насмотрелся жестокости, безумия и крови. Но вот того, что довелось повидать Джайне, не ожидал увидеть никогда.

– А как ты… как ты думаешь, она сумеет оправиться? От ран, нанесенных ее душе этим зрелищем?

– Надеюсь, сынок, – только и смог сказать Вариан. – Надеюсь.

Войдя в аванзал, Джайна медленно поднялась по ступеням наверх. В Аметистовой цитадели царило траурное безмолвие. Казалось, боль источают сами стены. Прежде Даларан – изящество зданий и улиц, и, мало этого, магия, насквозь пронизывающая все вокруг – неизменно создавал у нее впечатление необычайной легкости. Теперь же город отяжелел, словно свинцом налился. Гнет собственного горя обострял чувство родства, чувство общности с теми, кто тоже потерял если не все, то очень и очень многое.

Десяток крайне сильных магов, включая сюда самого главу Кирин-Тора… и одного изменника, что, пусть отчасти, но тоже виновен в этой горькой утрате. Понятно, отчего даже в воздухе словно бы веет печалью!

– Леди Праудмур?

Этот голос едва не звенел от сдерживаемой муки. Стоило обернуться на оклик – сердце Джайны наполнилось состраданием.

Среди огромного безлюдного зала стояла Вериса Ветрокрылая. Серебристо-синие латы сверкают чистотой, полученные в сражении раны исцелены либо заживают… Все, кроме одной – той, что, видимо, не заживет никогда.

Вдова Ронина выглядела бы безмятежной, словно ожившая статуя, если бы не огонь ярости в синих глазах. Вот только на кого направлена эта ярость? На Орду, погубившую ее мужа, на Джайну, а может, на саму себя, оставшуюся в живых?

– Предводитель следопытов… Вериса, – заговорила Джайна. – Я… у меня просто нет слов.

– Слова здесь ни к чему, – без околичностей ответила Вериса, покачав головой. – Время не говорить, а действовать. Я ждала вас с тех самых пор, как услышала, что вы живы. Я знала: вы непременно придете. Умоляю, помогите мне добиться от Кирин-Тора необходимых действий. Вы уцелели, мой возлюбленный – нет. Вы, я да горстка Стражей ночных эльфов – вот и все, кто может рассказать миру о бойне в Тераморе. Очевидно, вы здесь затем, чтоб обратиться к Кирин-Тору. Могу я узнать, о чем вы намерены говорить с ними?

Джайна знала: Вериса возглавляет Серебряный Союз, созданный ею самой, дабы предотвратить возможную измену со стороны Похитителей Солнца – эльфов крови, коим дано позволение примкнуть к Кирин-Тору. Как таковая, Вериса пользовалась немалой популярностью и убеждений своих отнюдь не скрывала, но официального права голоса в Кирин-Торе не имела. Официально такого права не имела и сама Джайна, однако к ней – единственному живому свидетелю бедствия, да вдобавок той, кого сам Ронин решил переправить в безопасное место, притягивая мана-бомбу к себе – непременно должны были прислушаться.

При мысли об ушедшем Ронине Джайне невольно вспомнился один разговор. Тот самый, когда Ронин сказал ей, что многие в Кирин-Торе жалеют о решении Джайны и предпочли бы видеть ее в своих рядах.

Что ж, возможно, Джайна не принадлежит к Кирин-Тору, но, тем не менее, ее выслушают.