Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики - Константин Черемных

Нельзя сказать, чтобы Россия на Украине 20 лет бездействовала. Если перечислять многочисленные инициативы, то наберется довольно внушительный ряд действий. Одни действия совершал МИД, другие — российские корпорации и лично Анатолий Чубайс и Алексей Миллер, третьи — Евразийская комиссия, четвертые — конкурирующие между собой и не несущие никакой политической ответственности политтехнологи. И поверх всего этого — Россотрудничество, публично провозгласившее себя российским аналогом USAID. Одни московские игроки имели теневые отношения с «донецкими», другие собирали на «донецких» компромат в интересах «киевских» или «днепропетровских»; одни в канун выборов 2004 года возили Януковича на Афон, другие внедряли корпоративных представителей в список партии Ющенко; одни в канун выборов 2010 года обхаживали «Батькивщину», другие — Партию регионов. А отдельно от всего этого производились героические усилия по внедрению русского языка в страну, где большинство политиков и так если не говорят, то думают по-русски.

Что мы имеем с этих гусей? Сначала — глубокое недоумение искренних друзей России, тщетно пытавшихся довести до высоких московских кабинетов простую истину о том, что один политик, начинающийся на «М» и оканчивающийся на «К», имеет непреодолимо высокий антирейтинг и соответственно, никаких перспектив. Следующая стадия — разочарование. Следующая, после прохлопанной «оранжевой революции» — просто презрение к отечественным ведомствам, политикам, специалистам и экспертам (показатель — выбор в 2010 году американских политтехнологов как «Батькивщиной», так и Партией регионов). И, наконец, на фоне ценового упрямства «Газпрома» и молочнокислого крючкотворства Роспотребнадзора — желание делать ровно наоборот, саботировать и «троллить» любые московские начинания, и как минимум — не верить ни единому слову, исходящему из России, при этом продолжая думать и очень метко и язвительно высказываться о России на блестящем русском языке, далеко превосходящем по образности занудную канцелярщину интеграционного официоза.

На вышеописанной ведомственной, корпоративной и политтехнологической разножопице весьма успешно играло евроатлантическое сообщество, где тоже делалась ставка на разных лиц, но другими средствами и в другом стиле. Начиная с проектов Джорджа Сороса во Львове и заканчивая агитпоездами в поддержку Соглашения об ассоциации, украинцам любого этнического происхождения внушалось чувство собственного достоинства, далеко выходящее за рамки трезвой самооценки; внушался миф об особой, защищенной мировым сообществом роли в мире, то заведомо предполагало особую, уникальную возможность шантажировать Москву этой ролью; внушалось, превыше всего этого, столь высокое доверие Запада, что каждый рядовой гражданин, предприниматель, пенсионер, наемный работник, при любых невзгодах, внешних и внутренних, должен поделиться своим несчастьем с Западом, и оттуда придет спасение от несправедливости, творимой хоть российскими «агентами влияния», хоть местными олигархами и чиновниками. И эта неустанная альтернативная деятельность имела внушительный результат: опекуны имеют сегодня досье не только на любого украинского олигарха и чиновника, но даже на всех сотрудников украинского МВД. Так работает «мягкая власть», принцип которой, по определению Джозефа Сэмьюела Ная, состоит в создании завоевателем привлекательного образа в завоевываемой стране.

Эта же мягкая власть на надпартийном уровне выискивала в русскоязычной блогосфере социальные «слабые места», которые в России и на Украине были одними и теми же. В докладе Беркмановского центра по России самыми перспективными «уязвимыми средами» признавались автомобилисты и футбольные фанаты, и в то же время подчеркивалось, что националистические движения имеют на сегодняшнем этапе несравнимо больший политический потенциал, чем либеральная оппозиция. Украина в этом отношении ничем не отличалось, кроме градуса общественного недовольства. На этом и играло лобби ультраправых — от фонда Форда, традиционно кладущего яйца в «либерально-прогрессивную» и «национал-анархическую» корзины, до National Endowment for Democracy, работающего в Крыму и с русскими, и с крымскими татарами.

План этого лобби провалился — но это не значит, что для технологов «мягкой» и «жесткой» власти украинский опыт прошел зря. Опыт ультраправого Майдана — идеальная заготовка, например, для стран Латинской Америки, для того момента, как президенту Крусу захочется насадить более управляемые и экономичные в управлении военные диктатуры на место нынешних умеренно левых режимов. Чтобы предупредить такое развитие, корпоративных проектов России в Венесуэле недостаточно. Для этого следует — точнее, давно следовало — работать с левыми режимами на левом же идеологическом поле. Вместе с Китаем или отдельно.

Кстати, в конце января в Крыму вдруг с опозданием на три месяца возник «общественный» протест против китайского портового проекта. Объект критики — конечно же, «донецкий» губернатор и экс-глава МВД Украины Анатолий Могилев, «уязвимая среда» — не украинцы, а русские. «Мягкая власть» держит руку на пульсе и востока, и запада Украины, поскольку имеет очень солидный стаж деятельности и здесь, и там. Раздел «несостоятельного государства» наверняка найдет сторонников в России — и это столь же легко спрогнозировать, как заинтересованность Саудовской Аравии в разделе Сирии, а Франции — в разделе Мали. Но кто нам гарантировал, что при этом разделе из одного Крыма не образуются три, по модели (в лучше случае) Боснии-Герцеговины? Крым — территория, очень подходящая для многолетних боевых действий.

Депутат Олег Царев, выполняющий вместо ответственных российских ведомств работу по сбору информации об американской агентуре, сообщает, что украинских «ултьрас» подговаривает захватывать здания американский гражданин Брайан Финк. Для справки: раньше младший офицер USAID Брайан Финк трудился в государстве Руанда, где готовил инструкторов по интеграции лиц, зараженных вирусом иммунодефицита, в «здоровое общество». В отличие от Россотрудничества, USAID тренирует свои кадры на самых несостоятельных государствах. Кто справится с задачей в субэкваториальных джунглях, для того украинские «шляхи» — просто курорт. Кстати, мальтийский рыцарь де Сильва не гнушался работой в Либерии, а подрывники из Western Goals — в Сальвадоре и Анголе.

Отечественный экспертный официоз легко рассуждает о несостоятельности славянского соседа, не утруждая себя factfinding missions. В эфир телеканала «Россия» Вениамин Попов называет «арабскую весну» спонтанным явлением. Вслед за ним Владислав Иноземцев именует «спонтанным» и украинский ультраправый бунт. Я аплодирую Александру Привалову, который задал Владиславу Леонидовичу (и косвенно — Вениамину Викторовичу) простой вопрос: а бегство капитала из охваченных бунтами стран — тоже спонтанный процесс? И направление этого бегства, в том числе и из нашей страны — тоже спонтанное?

Эксперты и политтехнологи по определению ответственности за свои оценки и прогнозы не несут. Все «шишки» за провальную внешнюю политику главы государств возлагают на ответственные ведомства. Действительно, это их прямая обязанность — воспитывать кадры, учить агентурной и контрагентурной, пропагандистской и контрпропагандистской работе. Об эффективности судят по результату.

Результат конца января состоит в том, что российские ведомства не справились с ключевыми, приоритетными, жизненно важными для репутации стран и ее руководства задачами одновременно на Ближнем Востоке, в Европе и в самом ближнем соседстве — на Украине. Сыграло роль и перетягивание канатов между американскими кланово-партийными группами, и предолимпийская конъюнктура, парализующая возможности активных внешнеполитических действий. Однако опустошительный итог для репутации государства и его главы, равно как и экономические издержки, за которые неизбежно расплатится российский налогоплательщик, невозможно списать на внешний форс-мажор. Просчитывать форс-мажоры обязаны не только экономисты, но и все ведомства, обслуживающие внешнюю политику.