Крах тирана - Шапи Казиев

Главный победитель состязаний получил от Пир-Мухаммада новый кинжал и папаху, а коня его девушки украсили платками. Вечером он должен был устроить пирушку, на которую приходили все, кто хотел, принося свои угощения.

Молодежь веселилась, пела и танцевала. Но и здесь не обходилось без состязания. Высоко у потолка привязывали платок. Кому удавалось его сорвать, тот мог подарить его понравившейся девушке. Это было почти признание в любви.

Вечеринка была в самом разгаре, когда стало известно, что вернулся отряд Чупалава. Все высыпали на улицу и бросились на майдан. Там стояло два десятка расседланных коней, рядом высилась пирамида пороховых бочонков, лежали связки ружей, мешочки со свинцом и фабричными кремнями. Кроме добытого в Кизлярской крепости, горцы привезли купленные на базарах амузгинские клинки, харбукские ружья и отличные цудахарские кремни.

Неподалеку громоздилась куча другого оружия и снаряжения, доставленного раньше. Здесь были персидские пищали, сабли, панцири, копья, пистолеты, богато украшенные щиты и боевые топоры, седла с серебряными уборами, сигнальные трубы, медные литавры, шлемы, панцирные рукавицы и такие же штаны, луки и стрелы и даже пара знамен.

Люди разглядывали добычу, особенно удивляясь панцирным штанам. Их здесь еще не видели и не понимая, как в них можно ходить да еще садиться на коней.

– Чем таскать на себе столько железа, лучше вообще не воевать, – говорили горцы.

– Может, их пуля не берет?

– Надо проверить.

Первый же выстрел продырявил необычные доспехи, но с другой стороны пуля не вышла.

– Пригодится, – сказал Мухаммад-Гази, забирая трофей. – Железо хорошее.

Вернувшиеся из похода джигиты рассказывали аксакалам, как было дело.

Собравшиеся вокруг люди обсуждали удачи андалалских джигитов и их друзей из других аулов. Отцы гордо посматривали на своих сыновей, матери радовались, что они вернулись живыми да еще с богатой добычей. Мать Мусы-Гаджи сначала чуть не лишилась чувств, когда увидела коня своего сына и его саблю, потому что это могло означать лишь одно – сына ее больше нет. Друзья Мусы-Гаджи постарались ее успокоить, объяснив, в чем дело, но сердце матери продолжало гореть – ей хотелось увидеть живого сына, а о его геройстве она уже достаточно наслышалась. Она забрала коня, саблю и пошла в свой дом, в котором ей было так одиноко.

Печален был и отец Фирузы, не дождавшийся ни дочери, ни обнадеживающих вестей. Да и отец Чупалава не находил себе места, пока не узнал, что сын его цел, но отправился в Наказух, к своей семье.

– Теперь дайте джигитам отдохнуть! – велел Пир-Мухаммад, обращаясь к аульчанам. – Успеете еще наговориться.

– Слава Аллаху, что живыми вернулись, – говорили люди, начиная расходиться.

– Да и в поле пора.

– Надо сеять, пока дожди не пошли…

Когда все разошлись по своим делам, Пир-Мухаммад пригласил джигитов в мечеть, совершил с ними благодарственную молитву, затем увел к себе в дом, где их хорошенько накормили.

Дав им немного передохнуть, Пир-Мухаммад и почтенные аксакалы перешли к важному разговору.

– Значит, этот ненасытный каджар все-таки идет на Дагестан? – спросил Пир-Мухаммад.

– Русские в этом не сомневаются, – отвечали вернувшиеся из похода горцы.

– И тот индус, у которого мы отобрали слона, тоже так говорил.

– А русские – на чьей они стороне? – продолжал Пир-Мухаммад.

– На своей.

– Но обещали помочь, чем смогут.

– Помогая нам, они помогут себе, – сказал Пир-Мухаммад.

– Начальники в Кизляре это хорошо понимают, но царица не дает приказа.

– Говорят, у нее договор с Надиром…

– Договор? – покачал головой Пир-Мухаммад. – Разве Надир исполняет договоры, которые ему невыгодны? Русские столько ему отдали, а он за их спиной договорился с турками, которые воевали с Россией.

– Муса-Гаджи отправился в Дербент, – говорили горцы.

– Если шах там появится, мы будем знать.

– Он появится не только там, – угрюмо предрек Мухаммад-Гази. – Джар он уже превратил в пустыню.

– На этот раз война будет всюду, – размышлял Пир-Мухаммад.

– Мы его остановим! – воскликнул Фатали.

– Чупалав тоже пробовал одолеть слона, – напомнил Абаш. – Но сам чуть жизни не лишился.

– Вместе мы и слона одолели, – говорили молодые джигиты.

– А если все народы сплотятся – и Надир-шаху плохо придется.

– Говорить можно долго, – сказал Абдурахман. – Пора дело делать.

Молчавший до сих пор Сагитав, отец Чупалава, сказал:

– Раз войны не миновать, надо укрепить аул. Перекрыть дороги, спрятать родники, заготовить пищу. Надо сеять…

– Сеять? – удивились джигиты.

– Разве до этого теперь?

– Сеять всегда надо, – сказал Пир-Мухаммад. – Кто чтит свою землю, тому и она помогает.

Они обсудили еще много важных дел, затем распределили обязанности.

– Абаш пусть сообщит нашим соседям, что мы решили сражаться, – сказал Пир-Мухаммад. – И пусть пригласит их на Большой совет. Фатали?..

– Я объясню нашим людям, что кому делать, – вставил аульский старшина. – Скучать никому не придется.

– Сагитав?.. – вопросительно посмотрел на строителя Пир-Мухаммад.

– Я превращу наш аул в настоящую крепость, – пообещал Сагитав.

– Абакар?..

– Я могу то, что могу, – пожал плечами кольчужник. – Кольчуг будет достаточно, а кто захочет – получит и панцири не хуже каджарских.

– Оружия у нас хватает, – подал голос Мухаммад-Гази. – Не такое дорогое, как у каджаров, но мы еще посмотрим, чье лучше.

– Лучше храброе сердце, чем золоченый меч, – сказал Абдурахман. – А этого горцам не занимать.

– И самый великий храбрец один не справится с тучей врагов, – сказал Пир-Мухаммад. – Надо написать письма ко всем обществам. Или вместе победим, или все погибнем.

– Напишем, – пообещал Абдурахман. – Мои ученики уже не хотят учиться, теперь все хотят драться. Вместо книг и каламов таскают деревянные сабли и щиты. Даже меня перестают слушать и моей палки не боятся. Теперь у них другой учитель.

– Кто же это? – удивился Фатали.

– Дервиш-Али, кто же еще!

Совещание закончилось на рассвете. Когда люди вышли из дома, повсюду вокруг аула были видны пахари, принявшиеся спозаранку возделывать свои скромные наделы на горных террасах.

В садах тлели костры из старых листьев. Но их мирные дымки напоминали теперь об огне войны, который грозил испепелить горы.