Судьба Темного Меча - Трейси Хикмэн

— Нет, это я виноват, милорд, — пробормотал Сарьон. — Я не посмотрел... — сказал он и замолк.

— Наверное, вам нужно больше времени проводить на свежем воздухе, отец, — сказал лорд Самуэлс. Тем временем слуга своей магией заставил бренди перетекать из графина в бокалы из тонкого стекла. — И этому молодому человеку, Мосии, тоже. Я могу понять, почему вот этот юноша предпочитает мой домашний сад великолепным садам Нижнего города. — Милорд посмотрел на Джорама и слегка нахмурился. — Но я не понимаю, почему вы и Мосия не спешите увидеть чудеса нашего прекрасного города, прежде чем вы уедете — Он непроизвольно подчеркнул последние слова.

Встревоженный Джорам посмотрел на Сарьона, но каталист только пожал плечами. Ему нечего было сказать. Лорд Самуэлс явно не собирался начинать разговор, пока слуга находится в библиотеке. Джорам напрягся и крепко сжал подлокотники кресла.

— Насколько я понимаю, вы, отец Данстабль, когда-то жили в Мерилоне? — продолжал лорд Самуэлс.

Сарьон смог только кивнуть в ответ.

— Значит, вы знаете город. Но этот молодой человек, Мосия, впервые в Мерилоне. А моя леди жена говорит, что он все время сидит в библиотеке и читает!

— Он любит читать, — бросил Джорам.

Сарьон напрягся. За неделю, проведенную в обществе принца Гаральда, Джорам немного научился вежливости и хорошим манерам. Молодой человек искренне верил, что это в корне переменило его жизнь. Но Сарьон знал, что все это временно, как застывшая корка на потоке раскаленной лавы. Огонь и жар никуда не исчезли, они все еще там, бушуют под покрывающим их тонким слоем. Как только корка треснет, лава снова взорвется фонтаном огня.

— Желаете еще чего-нибудь, милорд? — спросил слуга.

— Нет, благодарю, — ответил лорд Самуэлс.

Слуга поклонился и вышел. Милорд произнес слово, заклинание запечатало дверь библиотеки, и они втроем остались одни в уютной комнате, пахнущей пергаментом и старой кожей.

— Нам предстоит обсудить несколько неприятный вопрос, — суровым тоном сказал лорд Самуэлс. — Я считаю, что такие вопросы не следует откладывать на потом, и сразу перейду к делу. Возникли проблемы с записями о вашем рождении, Джорам.

Лорд Самуэлс помолчал, очевидно, ожидая какого-то ответа — возможно даже, смущения молодого человека и признания, что он самозванец. Но Джорам ничего не сказал. Он смотрел прямо в глаза лорду Самуэлсу, твердо и уверенно, и в конце концов именно лорд смутился и отвел взгляд.

— Я не хочу сказать, что вы намеренно солгали мне, молодой человек, — объяснил лорд Самуэлс. Его бокал с бренди парил в воздухе рядом с ним. Лорд к нему даже не притронулся, — И возможно, я сам усложнил дело чрезмерным энтузиазмом. Боюсь, я мог возбудить в вас напрасные надежды.

— Что за проблемы? — спросил Джорам. Голос юноши прозвучал так резко, что Сарьон содрогнулся — ему показалось, что корка на поверхности лавы дала трещину.

— Попросту говоря — записей не существует, — ответил лорд Самуэлс и широко развел руки в стороны, показывая пустые ладони. — Мой друг отыскал записи о том, что эта женщина, Анджа, находилась в Купели, в гостевых комнатах. Но там нет никаких упоминаний о рождении ее ребенка. Отец Данстабль... — Милорд повернулся к каталисту. — Вам дурно? Может быть, позвать слугу?

— Н-нет, милорд. Прошу прощения... — едва слышно пробормотал Сарьон. Он отхлебнул глоток бренди, чуть задохнувшись, когда крепкий напиток обжег горло. — Я немного нездоров. Это пройдет.

Джорам открыл рот, чтобы что-то сказать, но лорд Самуэлс поднял руку, и молодой человек промолчал, что далось ему с заметным усилием.

— И есть очевидная причина, почему записи отсутствуют. Из того, что вы рассказали мне о трагическом прошлом вашей матери, можно сделать заключение о болезненном состоянии ее рассудка в то время. В таком состоянии она могла забрать записи о вашем рождении с собой. Особенно если думала, что может вернуться и использовать эти записи, чтобы заявить права на наследство. Она когда-либо упоминала, что у нее есть эти бумаги?

— Нет, — ответил Джорам и твердо добавил: — Милорд.

— Джорам. — Лорд Самуэлс чуть повысил голос, раздраженный тоном молодого человека. — Я очень хочу вам верить. Мне пришлось изрядно повозиться, расследуя ваши претензии на наследство. И я делаю это не только ради вас, но и ради моей дочери. Мне очень дорога моя Гвен, дороже всего на свете. И для меня очевидно, что она, скажем так... влюблена в вас. А вы влюблены в нее. Следовательно, до тех пор, пока дело о вашем наследстве не прояснится, я полагаю, для всех будет лучше, если вы покинете мой дом.

— Влюблен? Я люблю ее, милорд! — перебил его Джорам.

— Если вы действительно любите мою дочь, — холодно продолжал лорд Самуэлс, — то вы согласитесь, что для нее будет лучше всего, если вы покинете мой дом немедленно. Если ваши претензии на наследство подтвердятся, тогда, конечно же, я позволю вам...

— Это правда, я вам говорю! — пылко воскликнул Джорам, привстав с кресла.

Темные глаза молодого человека вспыхнули, лицо покраснело от гнева. Лорд Самуэлс нахмурил брови и чуть шевельнул рукой в сторону маленького серебряного колокольчика, которым вызывали слуг.

Заметив это, Сарьон положил руку Джораму на плечо, и молодой человек медленно опустился в кресло.

— Я добуду доказательства! Какие доказательства вам нужны? — настойчиво спросил Джорам, тяжело дыша. Он крепко сжимал подлокотники кресла, стараясь обуздать свой гнев.

Лорд Самуэлс вздохнул.

— По словам моего друга, повитуха, с которой он разговаривал в Купели, считает, что повитуха, работавшая там прежде, в то время, когда вы родились, должна помнить этот случай, учитывая... м-м... необычные обстоятельства. — Милорд пожал плечами. — Возможно, она что-нибудь расскажет. Церковь, несомненно, признает ее свидетельство. Сейчас она — высокопоставленная Телдара и служит самой императрице, — добавил лорд Самуэлс, объясняя суть дела Сарьону.

Но каталист не слушал.

Голову Сарьона пронзила нестерпимая боль, кровь пульсировала у него в ушах. Он знал, что сейчас скажет Джорам, он видел, как светлеет лицо молодого человека от зарождающейся надежды, видел, как шевелятся губы Джорама, а руки тянутся к рубашке на груди.

«Я должен его остановить!» — в отчаянии подумал каталист, но его как будто парализовало. Губы Сарьона онемели, он не мог вымолвить ни слова. Он едва мог дышать. Каталист словно окаменел. Он слышал, как Джорам что-то говорит, но слова звучали глухо, как будто издалека, сквозь густой туман.

— У меня есть метки на теле, и они у меня с самого рождения! — Джорам разорвал рубашку на груди. — Она их наверняка вспомнит! Смотрите! Вот эти шрамы у меня на груди! Анджа говорила, что их оставила неуклюжая повитуха, которая принимала роды! Ее ногти вонзились в мою плоть, когда она вынимала меня из материнской утробы! Эти шрамы подтвердят мое истинное происхождение!