По Южной и Центральной Африке - Эмиль Голуб

Пока мы резали траву для ночлега и разводили костер, африканцы вернулись.

Тушу быстро разделали, и отдельные ее части положили на уголья. Однако у нас не хватило терпения, и мы принялись есть мясо полусырым. Твердое бычье мясо, которое, вероятно, так и не стало бы мягким, камнем легло в желудках и вызвало у нас недомогание. В то время как мы сидели у костра и со знанием дела обсуждали качества мяса гну, Мапани решил блеснуть своим кулинарным искусством. Он вырыл в земле довольно глубокую ямку, прожег ее сильным огнем и заполнил золой и угольями, после чего бросил в яму голову гну вместе с кожей и щетиной и покрыл слоем золы, на котором стал поддерживать огонь. Приготовление головы затянулось на всю ночь. На следующее утро мы получили сочное, вкусное жаркое, которое имело лишь один недостаток — его было слишком мало. На черепе не хватало мяса, чтобы насытить четырех человек, два дня не имевших во рту и маковой росинки. Чего бы мы не дали за простой горшок, в котором можно было бы сварить мясной суп! Африканцы же ели мясо гну всю ночь и весь день, так что на завтра осталось не более 10 килограммов, хотя гну был величиной с осла.

По плану мы должны были утром 5 августа идти дальше на юг, однако ноги и у меня и у Фекете были в таком состоянии, что мы не могли ступить и шагу. Поэтому я решил, будь что будет, этот день отдохнуть. У моей жены боли, наоборот, утихли, но, попытавшись сделать несколько шагов, она с криком опустилась на колени. За ночь воспалившиеся суставы и связки совершенно перестали сгибаться. Пришлось уложить ее на траву.

День отдыха, о котором мы мечтали целых трое суток, не принес нам большого облегчения. Тут-то, как говорят, и вышли наружу усталость и боль. Кроме того, у меня и Лееба был небольшой жар. Поэтому на охоту пошли те слуги, которые могли еще кое-как ковылять. Остальные африканцы просидели весь день у реки, опустив ноги в прохладную воду. Фекете попросил Мапани сделать ему сандалии из кожи гну. Впоследствии он настолько привык к ним, что проносил до самой Замбези. Я тоже попробовал обуть сандалии, но не смог к ним приспособиться и предпочел идти босиком или обмотав ноги тряпками. Все же целый день отдыха и нормальное питание укрепили нас физически, а чувство безопасности — и морально.

На следующее утро мы выступили рано. Первые шаги и в этот день оказались трудными, но вскоре я разошелся и даже опередил остальных, надеясь подстрелить какую-нибудь дичь. Лееб и африканцы взяли на себя заботу о моей жене, которую двое матока снова несли на самодельных носилках.

Чем дальше, тем медленнее я шел. Тряпки на ногах пришлось размотать, из пяток сочилась кровь, они сильно болели. И все же никто из членов экспедиции не нагнал меня. Это очень меня встревожило. Поскольку, однако, перед выходом из лагеря мне сказали, что совсем близко находится селение матока, я пошел вперед, надеясь вскоре достичь его и, если удастся, обменять там три-четыре стреляные гильзы на молоко.

Я прошел еще немного, и тут местность стала понижаться к востоку и к югу. Я предположил, что поблизости находится юго-восточная излучина Моньеко, и не ошибся. В общей сложности мы сделали в этот день 17 километров. Я вышел в поход около половины шестого утра и около двух часов дня достиг Моньеко, а вскоре затем небольшого селения на южном (правом) берегу реки. Нигде еще я не наблюдал такого обилия мух цеце, как в этих местах. Спустившись к Моньеко, течение которой оказалось очень медленным, и опустив ноги в воду, я едва успевал отгонять мух от бедной Дэзи. Скорее всего Дэзи не погибла только потому, что на Лимпопо трижды жрала мясо, отравленное стрихнином.

Я бросился на землю под сенью большой мимозы и погрузился в раздумье. Тут меня и обнаружили, к своему удивлению, жители селения. Вскоре вдали показались первые из моих людей, а затем и остальные. Жены с ними не было. Я стал настойчиво расспрашивать, где она. Мне отвечали, что матока, несшие жену, двигались очень медленно, и слуги их обогнали.

Появление слуг разъярило не только меня. Жители селения также стали бранить слуг за то, что они, зная, как много в лесу львов и буйволов, оставили носильщиков и мою жену совсем одних. Опасаясь, как бы местные жители их не побили, несколько слуг поспешили назад и помогли измученным матока перебраться через глубокий овраг с крутыми берегами.

Наконец жена моя, которую буквально вывернули из носилок, снова оказалась с нами. И она сама, и оба матока с полным основанием напали на моих людей. Носильщики возмущались, что их товарищи не остались с ними и не помогли хотя бы при переходе через овраги. Они были так разгневаны, что отказались нести Розу последние 18 километров, отделявшие нас от резиденции Мо-Панзы, хотя за два дня пронесли ее 34 километра.

Когда мне удалось немного успокоить обоих матока, жена рассказала, какие ужасы она пережила на этом участке пути. Внезапно африканцы положили ее на землю и убежали. Минута проходила за минутой, а они все не возвращались. Роза решила, что матока бросили ее на произвол судьбы. Убедившись, что не сможет самостоятельно высвободиться из циновки, она пришла в отчаяние, стала кричать и плакать. Лишь через полчаса, показавшиеся ей бесконечными, оба носильщика возвратились. Оказалось, что они просто проголодались и, зная, что поблизости в лесу растут фруктовые деревья, побежали полакомиться плодами. Волнение Розы очень их удивило, они даже упрекали ее за недоверие. Позже, правда, они со стыдом признали, что подвергли жену страшной опасности, так как в этой части леса много хищников.

Мы решили провести ночь в селении. Я сам приготовил Розе мягчайшее ложе из травы, принесенной африканцами. Местные жители подарили нам молока, земляных орехов и холодного пива. К сожалению, у меня не было ничего, чем я смог бы вознаградить добрых людей. Они же снова и снова поражались тому, что нам не только удалось пройти всю страну машукулумбе до северной ее границы, но и вернуться оттуда живыми, несмотря на враждебность жителей. Сами они никогда бы не отважились отправиться к машукулумбе.

Три месяца в устье Чобе

Увидев название этой главы, иной читатель воскликнет: «Зачем Голуб оставался там так долго, почему не старался как можно скорее