Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских - Леонид Беловинский

«Большое впечатление в моем детстве производили на меня иллюминации, устраивавшиеся в Петербурге в царские дни. На всех улицах, на расстоянии трех-четырех саженей друг от друга, расставлялись так называемые «плошки», т. е. маленькие стаканчики, в которых горело какое-то масло. Любители выволакивали на улицу старые галоши, наливали в них керосин и тоже поджигали. От горящих плошек и галош на улицах стоял вонючий смрад. Казенные и общественные учреждения обязаны были ставить на каждое окно по паре свечей. Полиция строго за этим следила.

Только на Невском, Морской и еще нескольких больших улицах, где керосиновые фонари уже были заменены газовыми, иллюминации имели более торжественный вид, ибо фонари отвинчивались и заменялись звездами, светившими рядом язычков горящего газа. Но в детстве все это представлялось и красивым, и интересным. В дни иллюминаций мне разрешалось позже ложиться спать, и кто-нибудь брал меня прогуляться по нашей Малой Итальянской и по Литейной. По Невскому считалось неприличным ходить пешком по вечерам, а потому знаменитые газовые звезды я видел редко, лишь из окна кареты.

Помню, как мы в карете ездили по Невскому и Морской смотреть на иллюминацию по случаю взятия Плевны. Иллюминация была столь же незатейливая, но настроение торжественное. По Невскому экипажи двигались в несколько рядов сплошной вереницей, а на панелях, стиснутые в густой толпе, люди кричали ура.

Невский во время самых торжественных иллюминаций был все-таки значительно темнее Невского последующих времен, освещенного электрическими фонарями» (95; 15).

Специфической деталью зимней улицы большого города был костры, горевшие на перекрестках и возле театров, ресторанов и тому подобных общественных заведений; упоминание о них можно нередко встретить в мемуарной литературе и беллетристике. Костры эти разводились по распоряжению полиции, и фигура греющегося будочника, хожалого, а позже городового была здесь типична. Но разжигались они, прежде всего, для кучеров и извозчиков, ожидавших седоков, для прохожих, пьяных и бездомных; в сильные морозы по улицам даже посылались конные разъезды смотреть – не замерзает ли где-нибудь заснувший извозчик, пьяненький или бедняк, не имеющий пятака на ночлежку. Обычно костры горели по ночам, но в лютые морозы их жгли круглосуточно, и полиция требовала держать открытыми днем и ночью чайные, чтобы люди могли погреться. Дрова для костров поставляли соседние домохозяева, а также, по просьбе гревшихся или приказу полиции, понемногу сбрасывались с дровяных возов.

Такие составляющие городского хозяйства, как водопровод и канализация – явления совсем недавнего времени, хотя то и другое известно было еще в Древнем Риме. Причина заключалась, прежде всего, в технических возможностях, а именно, в отсутствии труб и насосов. Короткие свинцовые или керамические трубы ограничивали протяженность трубопроводов, а вода или нечистоты должны были поступать самотеком.

Первые общественные городские фонтаны в России появились в Москве в начале ХIХ в., когда по открытому каменному акведуку к городу была подведена вода из источников, лежавших вблизи подмосковных Мытищ. Вода поступала в огромные резервуары на Сухаревой башне, а оттуда по подземным трубам шла в «фонтаны» в центральной части города. Из этих открытых бассейнов вода набиралась ведрами в водовозные бочки и развозилась нуждающимся по домам. Но и в Москве основная масса населения пользовалась водой из колодцев, Москвы-реки, Яузы и других речек и ручьев, протекавших по городу. Такими источниками вплоть до начала ХХ в. пользовалось население не только провинциальных городов, но и Петербурга, несмотря на сильнейшую загрязненность промышленными и бытовыми стоками Невы, Фонтанки, Мойки, вызывавшими массовые заболевания, граничившие с эпидемиями. Правда, еще в середине века вода в Фонтанке была сравнительно чистой и на реке были устроены купальни и рыбные садки. Впрочем, петербуржцы могли выбирать воду: невская развозилась в белых бочках, а вода из Фонтанки – в зеленых. В Костроме, уже имевшей слабенькую водопроводную сеть, в 1912 г. были получены деньги из Министерства императорского двора с условием построить к 1913 г. (300-летию Дома Романовых) водопровод. Все водоснабжение шло из Волги, и вода была невкусная, весной и осенью черного цвета. Теперь на берегу Волги построили фильтровальную станцию, возвели новую большую водонапорную башню, а на улицах устроили большое количество водоразборных колонок (69; 432–433).

Работы по улучшению водоснабжения городов развернулись во второй половине XIX в. Создавались огромные водонапорные резервуары и насосные станции, в том числе, в небольшом количестве, и на артезианских скважинах. Москва в 1902 г. получила новую водопроводную Рублевскую станцию, качавшую воду из Москвы-реки выше города. В Петербурге работы по водоснабжению начались в 60-х гг. XIX в.; вода бралась из Невы, но в 1898 г. приступили к созданию песочных фильтров. В 1873 г. вступил в действие водопровод в Одессе (вода бралась из Днестра). К концу ХIХ в. водопроводы действовали уже в пяти десятках городов Российской Империи, главным образом в губернских. Однако лишь небольшое количество домовладений, почти исключительно крупных, имело водопроводную сеть, а большинство населения продолжало пользоваться услугами водовозов.

Говоря о водоснабжении, нельзя не упомянуть об устройстве водопоек. Ведь до начала ХХ в. весь транспорт, частный и общественный, был конным, а лошадь нуждается не только в корме, но и изрядном количестве воды. Из общественных фонтанов, в которых брали питьевую воду, полиция поить лошадей запрещала: подвязанное под задней осью экипажа ведро у извозчика не отличалось чистотой. Заезжать в извозчичий трактир, где можно было напоить лошадь, не всегда было с руки, да и накладно. Поэтому там, где скапливалось много лошадей: у извозчичьих бирж, вокзалов, грузовых пристаней и товарных дворов, – строились небольшие каменные отапливаемые будки с каменными или чугунными раковинами снаружи, куда сторож по требованию извозчиков пускал из крана воду. Одновременно водопойка была и чем-то вроде клуба для извозчиков.

Нечистоты вывозились за город, на какие-либо пустоши, обозами «золотарей». Из выгребных отхожих мест и помойных ям, забранных в деревянные ящики с крышками, содержимое ведром-черпаком на длинной жерди переливалось в бочки на конских дрогах. В больших городах по требованию полиции вывозка производилась ночью, но в провинции эта операция проводилась и днем, что составляло большее удобство возчикам. Впрочем, и ночная вывозка не спасала обывателей от смрада, поскольку переполненные бочки на рытвинах немощеных или плохо мощеных улиц расплескивали свое пахучее содержимое. Учитывая, что городской транспорт был исключительно гужевым и лошади добавляли свою немалую долю навоза и мочи (а ведь утром и вечером по улицам проходили еще и городские стада), можно представить, какая атмосфера царила на наиболее оживленных и густозаселенных улицах. По нормам очистки улиц считалось, что при нормальной городской езде на 1 квадратную сажень приходится в год 0,56 пуда нечистот. Такая практика приводила и к тому, что путешественник издалека узнавал о приближении города по терпкой вони на прилегающих к окраинам пустошах. А. Ф. Редигер, служивший в Пулково и по субботам ездивший в Петербург, вспоминал, что при поездках «часто страдал и нос, так как по шоссе из города везли «золото», и когда встретишь серию подвод с этим добром, то лишь стараешься подольше не дышать; поля по сторонам дороги периодически благоухали тем же» (117; I, 82). М. Е. СалтыковЩедрин в «Пошехонской старине» отмечал аналогичное впечатление от подъезда к Москве; крепостная горничная простодушно объяснила этот специфический аромат тем, что в Москве живет много простого народа; очевидно, она полагала, что после господ «золото» не пахнет.