Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин

Купить же здесь было особенно нечего, это был не туристический маршрут. Моряки, которые волею случая оказались здесь, в основном приобретали, матерям, женам и любимым, в качестве подарка, нитки жемчуга и дешевые изделия из серебра.

Местные собаки, удивленные появлением белых людей на улочках Хайфона, довольно бурно реагировали, облаивая со всех сторон вальяжных морячков с парусника.

Илья хотел, было прошвырнуться по городу, но через пару часов бесцельного болтания, решил вернуться. Его мучила совесть. Маша готовилась к экзаменам, да еще была на дежурстве.

Так и проторчал в некотором отдалении, от нее. Она грозила ему кулачком, когда он невзначай попадался к ней на глаза: — Что ты, мол, тут бродишь, дискредитируешь меня.

Нет, любовь это трудное испытание, решил Илья. Окончательно обидевшись, ушел в каюту и завалился спать. Давно он уже так крепко не спал. Во снах они гуляли вместе с Машей по Ростову. Он выступал в роли гида. Но дорога, почему упорно приводила его к кафе, где был убит Арсен.

11 августа.

Южно-Китайское море. Залив Бакбо. Вода в заливе, будто кто глину намешал. Появились комар, коих не было до сих пор. Докторша в обязательном порядке предлагает всем выпить таблетку от малярии. Схожу к ней в носовую рубку в амбулаторию, в гости, заодно таблетку проглочу.

Из записной книжки.

Конец августа. Сплошной «андестенд»

Третий курс — это уже практически все выкованные и вылепленные мужики, настоящие мореманы. Для них нет свободной минутки, потому что каждую они используют по назначению: что-то учат, повторяют, оттачивают мас терство. Не все, конечно, есть и лоботрясы. Их немного, но тут особый случай, и они тоже поднапряглись. Особенно сейчас, в связи с посещением Хайфонского морского университета, все как-то подналегли на разговорный английский. Тут большая заслуга преподавателей, которые вдалбливают своим подопечным, что представительские задачи в недалеком будущем в первую очередь нужны им и только им. Настоящим покорителям морей и океанов придется не раз и не два, а может быть, тысячу раз заходить в порты Китая, Вьетнама, Лаоса, Сингапура и других приморских стран, где очень тяжко без разговорного «аглицкого». Всё это они отлично понимают, потому с таким остервенением и зубрят, даже самые махровые лентяи. Наблюдаю и радуюсь. Во, молодцы!

Написал эту писульку… Надеюсь, это понравится Ширшовой. Тут я представил лицо Татьяны Владимировны: «Илья, ты дискредитируешь звание журналиста». А что делать, Татьяна Владимировна, это вам там, в кабинете на Большой Садовой, легко и комфортно, а я тут такого наворотил, что и сам не разберусь… Мама! Хочу домой!

Тем же вечером. Вернее, уже ночь

Оказывается, сегодня понедельник. Осталось меньше двух недель до порта Владивостока. Давали на завтрак вареную картошку и какие-то ошметки селедки в ужасной уксусной подливке, сдобренной черным перцем. На корабле второй случай заболевания ветрянкой. Скорее всего, не будем заходить в южнокорейский Пусан. Вода из крана идет рыжая. В общем, как-то это всё грустно.

Все еще август…

Идем в Южно-Китайском море. С утра пасмурно, ближе к трем часам пополудни пошел дождик. Есть надежда, что мы все-таки зайдем в Пусан. Когда встречаюсь со старпомом, отвожу глаза. Он-то не ведает, что я его записал в главные преступники…

Еще несколько страниц из записной книжки.

20 августа.

Идем через Тайваньский пролив. Глубина 20 метров. Накрапывал с утра дождь. Вчера пролетел рядом с парусником одинокий альбатрос. Чего они по одиночке летают? Повсюду окружают нас небольшие рыбацкие ржавые посудины, под китайским флагом. Тралят рыбу.

23 августа. Восточно-Китайское море.

С утра дождь. Первый раз проспал зарядку, не слышал радио.

23 августа. Ночь.

По периметру океана, будто огни театральной рампы. Это зажгли свои прожектора десятки рыбацких суденышек, таким способом они ловят кальмаров. Довершала эту грандиозную картину бархатный занавес звездного неба. Тихий шелест волны и почти художественное посвистывание ветерка в снастях.

Как известно, каждый морячок должен уметь достаточно прилично изъясняться на английском языке. И тут не поспоришь. Если уж вышел в международные воды, будь готов на вся кие там provide your contact information. И если ты не ответишь, затупишь — от этого зависит не только твоя жизнь, но и, может быть, сотни других. И в принципе если бы только по этим показателям выбирались будущие судоводители, то пацаны, познавшие море через парус, курсанты третьего курса морского университета, в основной массе были уже готовы. Они могли говорить почти свободно, не роясь в разговорнике, знали специальную терминологию на английском языке — в общем, в случае чего не посрамили бы честь русского моряка и родного Владивостокского морского университета.

Светлана Анатольевна Тузикова, преподаватель английского языка, была строгой, но справедливой. Курсантов она гоняла своим особым способом: увидев, что кто-то из них «плавает» по теме, она ласково, но при этом довольно нудно на чистейшем английском объясняла попавшемуся, что от возмездия никто не уходил и что язык выучить придется, если он хочет стать настоящим моряком. Кто бы спорил с ней!

Была она не красавицей. Приближаясь к возрасту «ягодки опять», пыталась найти свою любовь в стенах университетской кафедры, но что-то не сложилось. Разуверившись в том, что у нее будет своя семья, она погрузилась в учебный процесс и выныривала из него, только когда замечала какого-то особо тупого экземпляра, пытающегося овладеть ее любимым английским, без видимого энтузиазма. Тут у нее просыпались материнские чувства, она наседала на тунеядца до тех пор, пока тот, сам того не ожидая, начинал лопотать по-английски. Она была неудержима в том, чтобы дать лентяю шанс исправиться и постараться понять и выучить грамматическое значение, форму и ее синтаксическую функцию языка Байрона и ее любимого Уильяма Блейка. Получившие от нее «черную метку» становились отверженными; они всего боялись, даже собственной тени, они с криком убегали от нее в мужской гальюн или выпрыгивали из окна, лишь бы не встречаться с Тузиковой. В стенах родного университета им это с трудом, но удавалось, но плохо приходилось тому, кто попадал в ее нежные пухлые ручки на паруснике. Бежать было совершенно некуда, разве лишь на дно морское.

Когда курсант Курханов на первом же занятии, еще когда «Надежда» прокладывала себе путь в Черном море в сторону Босфора, не ответил на простецкий вопросик преподавателя, он даже и не понял, что его песенка спета. Тузикова тогда всех ласково опрашивала и наконец, обратив свои лучистые, цвета фисташки глаза на него, задала невинный вопрос: «How are you doing?» Курханов, в это время грезивший о своей девушке, вспоминавший последнюю их встречу на пирсе перед расставанием на долгие шесть месяцев и пытавшийся воспроизвести ее образ на обложке тетради, даже и не понял, что обращаются именно к нему, и тем более не смог сообразить, чего от него хочет эта тетка с дулей из соломенных волос на голове. Тузикова еще раз обратилась к нему и, не получив ответа на такой легкий вопросец, поставила в журнале возле фамилии Курханова галочку. Судьба-злодейка криво улыбнулась от предчувствия дальнейшего нелицеприятного факта в биографии курсанта Курханова. Если бы у него теперь спросили, как его дела, — он бы, вероятно, с тоской ответил: «Очень плохо».