Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин

30 июля, 7-30 утра.

По правому борту показался Сингапур. По левому, небольшой маяк и островки, крохотные, покрытые кустарником. Пролив узкий, корабли, большие и маленькие, снуют туда-сюда, как по оживленной улочке.

Вечером забрел в гости к радисту, говорили с Евгением Александровичем о душе моряка и верности. Начальник радиостанции, под гитару и вино, разоткровенничался, извинившись за явную банальность, уверил меня, что каждый моряк живет надеждой, что его на берегу ждет верная жена и эта самая надежда и есть главная ценность, которую они хранят из поколения в поколении в семьях моряков.

Никогда не предполагал, что эти суровые моряки такие сентиментальные.

1 августа

Побывал в Сингапуре, в составе небольшой группы, Пал Палыч, врач и я. Все-таки мы поколение, испорченное Интернетом и телевидением. Город состоит из сплошных дорогих отелей, небоскребы подпирают небо. Сплошной хайтек. А мне ни холодно и не жарко, мне все равно. И все тут втридорога. И ничего не радует мой замыленный глаз. Мне бы м-а-а-ленький островок, горячий песок и минимум цивилизации. Фотографирую, так, все больше для отчета.

Ложусь с мыслю, что просыпаться надо с верой в то, что утро будет добрым, день интересным, а встречи эпохальными…

2 августа

Я понял, почему, вчера меня не вдохновлял Сингапур. Сегодня все по другому. Какая архитектура, какие витражи, везде городская скульптура, цветут тропические цветы, деревья. Поют песни. На берег озерца выползла морская черепаха. Посмотрела осуждающе на нас с Машей и опять ушла на дно. У черепахи было такое же настроение, как у меня вчера. Какой удивительный город Сингапур!

Наконец настал тот день и час, когда весь личный состав во главе с командиром и старпомом занял места на верхней палубе, в «партере». Публика, как говорится, пребывала в большом нетерпении. Сцену от зрителей отделял занавес из белой двунитки, на котором краской были нарисованы кроваво-красная корона и три розы. Задником служил урбанистический пейзаж Сингапура с его упирающимися в небо небоскребами и заревом огней.

Старший электрик освещал двумя прожекторами импровизированную сцену, которая расположилась между амбулаторией и средней рубкой, как раз рядом с угле кис лот ной станцией. Отдельным софитом ожидаемое действо подсвечивала луна. Небо над голо вами нетерпеливых зрителей было уже усыпано мохнатыми южными звездами. А вот будущие театральные звезды, с благословения врачихи оккупировав ее хоромы и превратив их на время в гримерку, поправляли прически, наклады вали грим, подшивали подол платья у королевы и лихорадочно пытались на всякий случай еще раз повторить выученные назубок роли. Заглянувший было к ним Петрович прикрыл в недоумении дверь, увидев галантное английское общество шестнадцатого века. Костюмы и вправду получились на славу, а у Лаэрта и Гамлета были настоящие рапиры. Где их достал Илья, он никому не распространялся. В общем, попахивало сенсацией, и все это чувствовали, даже злейшие враги Ильи и злопыхатели.

Режиссер, как и подобает моменту, нервно бегал по палубе и ждал сигнала. Ребята продолжали что-то бормотать себе под нос, — наверное, повторяли роль или молились театральным или морским богам. Девчонки заламывали руки и иногда нервно хихикали.

Лишь Катерина и Галлеев были спокойны, но, будто бойцы, сдерживающие себя перед рингом, дичились друг друга и держались на расстоянии. Катя была в белой рубахе навыпуск, в лосинах, мягких серых сапожках и при оружии. На голове у нее был черный бархатный берет с настоящими страусиными перьями. Главный электрик, достав из рундучков свои богатства, помог актерам с реквизитом и всякими интересными штучками.

Над губой она пририсовала себе еле заметные усики и стала напоминать обликом романтичного юношу с портрета Рембрандта. Сходство добавили вьющиеся волосы, которые она выпустила из-под берета. Это была уже не Катерина, а Лаэрт, жаждущий отмщения за смерть отца.

Мрачный Галеев держался особняком, стоял за занавесом, укутавшись в плащ, и смотрел на небо. Вер нее, это уже тоже был не курсант Владивостокского морского университета, а настоящий принц датский, размышлявший, за что положить свою жизнь, стоявший перед выбором между честью и долгом. У Гамлета, как и у Ильи, вертелось в голове сакраментальное «быть или не быть», но каждый из них вкладывал в это свое понятие.

Начало задерживалось: ждали капитана и пом капитана по УВР Ширшову, которая накануне появилась на паруснике, ошарашив всех своим появлением. Она, оказывается, определив списанную в Суэце с корабля по болезни курсанта Соломко в медицинский стационар, убедила руководство морского университета, что должна непременно, дабы дисциплина на парус нике не упала окончательно, остаток пути до Владивостока пройти вместе с ребятами. И, когда парусник находился в Малаккском проливе, в сутках хода до рейда Сингапура, где уставший эки паж и курсанты должны были сделать трех суточную остановку для отдыха и пополнения запаса пресной воды, она тут же вылетела самолетом в это государство-остров. Появление ее на утреннем построении курсанты встретили угрюмым молчанием. Не успев еще заглянуть к себе в каюту, она первым делом устроила головомойку дневальному за непотребный вид. А уж от него раз неслось по кубрикам — Баба Яга вернулась.

Наконец капитан и она появились и уселись рядом со старпомом и главным механиком. Ширшова, будто зная, что Илья на нее смотрит, качнула голо вой: мол, ну что же ты, братец, — мы здесь, начинай. Илья толкнул Диму, чтобы тот включал музыку, а сам полез на надпалубную надстройку, где еще с прошлого вечера было смонтировано несколько прожекторов, чтобы освещать его предполагаемый режиссерский триумф.

Серый включил музыку, и занавес с кровавой короной посередине пополз в разные стороны, тем самым разорвав монаршую тиару на две части. Взорам зрителей предстал во всем своем великолепии ночной Сингапур, а перед ними на почти всамделишном троне восседала Королева с рыжими, как у Бабы Яги, волосами. Она засучила ножками, и тут же все узнали, кого Оля Лесогоркина пародирует. По рядам прошелестел тихий неуверенный смешок. Королева спрыгнула со своего трона и прошлась по палубе. И так она это сделала, что курсанты уже дружно заржали. Но дальше произошло настоящее чудо и чудо это игра актеров. Кровавая история о борьбе за престол, о безумце Гамлете, любви и отмщении, так всех захватила, что заставила всех сидящих на палубе, от капитана, до послед него курсанта и кастелянши, буквально замереть, в сопереживании главным героям.

На импровизированной сцене творилось что-то невообразимое. Страдания Лаэрта, ужимки и гримасы Полония, полная драматизма сцена встречи Гам лета с Офелией были встречены такими громкими аплодисментами, что казалось, вспыхивающие над ночным городом огни фейерверка тоже принадлежат до бесконечности счастливым актерам.