Жена Болотного царя - Купава Огинская

Наверное, это была плохая идея, возможно, мне стоило следить за процессом, тогда бы увиденное не шокировало меня настолько.

Руки были почти целыми. Несколько едва заметных шрамиков меня не очень впечатлили, да и Ллэт уверяла, что они со временем совсем пропадут.

— Сделаю специальную мазь, она с тебя все следы сотрет, — заверила меня целительница.

С ногами все оказалось куда серьезнее.

Пусть Ллэт уверяла меня, что ни мышцы, ни сосуды не повреждены и я смогу ходить и даже бегать как и прежде, но… это уже были не мои ноги. Иссеченная шрамами — длинными, короткими, кривыми и страшными… — кожа больше не была гладкой.

Ллэт что-то говорила мне, я, кажется, даже отвечала и не могла отвести взгляд от своих ног.

Заревела я, лишь когда она ушла, притворив за собой дверь.

И Сэнар, ворвавшийся в мою комнату первым, подавился заготовленным поздравительным монологом. Отпрянул назад, чуть не задавив сунувшуюся следом за ним Агнэ, и сдавленно велел ей, прикрывая дверь:

— Зови отца.

Я слышала его слова, но не обратила внимания на их смысл. Сейчас я вся была в своем горе.

Еще в детстве каждый раз, когда я падала и разбивала коленки, няня сходила с ума от беспокойства и долго причитала, боясь, что останутся отметины моего детского безрассудства.

Я выросла, казалось, забыла об этом и жила дальше, не думая даже о том, что на моем теле могут появиться шрамы.

А они появились. В ужасающем количестве, безвозвратно меня обезобразив.

Раньше я была уверена, что причудливые страхи придворных дам обошли меня стороной и изъяны внешности никогда не сравняются в моем представлении с уродством, но вот я сидела, смотрела на свои ноги и не могла сдержать рыданий.

Когда в спальню ворвался Ксэнар, я могла только всхлипывать и икать, полностью опустошенная и уставшая.

— Рагда? — позвал меня он, осторожно приближаясь к кровати.

Мне следовало прикрыть ноги, а лучше укрыться под одеялом с головой, чтобы скрыть и шрамы, и покрасневшие глаза, и опухший нос…

А вместо этого я посмотрела на царя и сквозь рыдания выдала трагическое:

— Это ужасно.

— Что ужасно? — не понял он.

Я не ответила, просто вернулась к разглядыванию ног, беспомощно всхлипывая. Слезы текли сами по себе, и мне приходилось безостановочно шмыгать носом, чтобы к ним не добавились еще и сопли.

Он подошел, присоединился к созерцанию и через какое-то время неуверенно спросил, будто бы не заметил в увиденном ничего страшного.

— Что именно не так?

Я зажмурилась, желая, чтобы этот кошмарный момент поскорее прошел. Потом, конечно, мне будет за все стыдно, но сейчас я просто хотела погоревать и не хотела ничего объяснять.

— Рагда?

— Уйдите.

Он не послушался.

Решил взять все в свои руки, раз я не хочу отвечать. И взял.

Я попыталась возмутиться, когда Ксэнар схватил меня за щиколотку, но в ответ получила весомое:

— Тихо!

И сдалась. В конце концов, разве хоть что-то теперь имеет значение?

Кусая губы, я мужественно пережидала минуты своего позора, лишь изредка шмыгая носом.

Ксэнар внимательно обследовал мои ноги, даря ни с чем не сравнимые ощущения. От его прикосновений было тепло, щекотно и приятно, и я бы позволила себе насладиться этими мгновениями, раз уж все равно после пришлось бы сгорать со стыда, но шрамы мешали.

Я напряженно вглядывалась в лицо царя, ожидая, когда выдержка его подведет и я увижу гримасу отвращения.

— Никаких воспалений или комков не вышедшего сока, — подвел он итог осмотру, ни разу не поморщившись. — Так что же именно ужасно?

Заподозрив неладное, я на всякий случай коснулась шрама, всерьез решив, что они мне просто мерещатся и их на самом деле нет. Другой причины, почему царь может быть таким спокойным, я придумать не смогла. Шрам был вполне реальным.

И тогда я решилась на вопрос:

— Вы их что, не видите?

— Что не вижу?

— Шрамы.

Несколько мгновений он молчал, отказываясь верить, что понял меня правильно.

— Ты из-за них плачешь? — Ксэнар нахмурился. — Рагда, ты получила эти шрамы, спасая мою жизнь.

— Ну знаете…

— Смотри. — Царь сел на постель рядом со мной, а я забыла подвинуться, удержать дистанцию, чтобы не касаться его бедром.

Он закатал рукава, показывая мне запястья с длинными, находящими друг на друга шрамами — символом того, что легенды эва порой бывают правдивы…

У нас обоих остались напоминания о прошедшей ночи, только у меня их было слишком много.

Робкий стук в дверь отвлек меня от придирчивого сравнения наших памятных отметин.

— Буря миновала? — раздалось опасливое из коридора.

Ксэнар вопросительно посмотрел на меня. Я пожала плечами, предлагая ему самому решать, и тут же была укрыта одеялом. А царь сказал:

— Она успокоилась.

Дверь отворилась, и в комнату, толкая перед собой Агнэ, вошел Сэнар.

— Причина для слез хотя бы достойная была?

— Более чем, — мрачно ответила я и замолчала.

Эва вопросительно уставился на меня, но, не дождавшись пояснений, решил отгадать самостоятельно…

— Ты узнала, что через два месяца выходишь замуж? — полюбопытствовал Сэнар.

— Что?

Царь прикрыл глаза ладонью.

— Она не знала. Но благодаря тебе…

Сэнар широко улыбнулся и, всем своим видом демонстрируя полное отсутствие раскаяния, нагло выдал:

— Ой.

— Вастэ мхом покроется от злости, — доверительно сообщила мне Агнэ. Она тоже все знала и полностью поддерживала этот возмутительный сговор.

— Вы издеваетесь? — психанула я. — Нет, издеваетесь?!

Совести смутиться хватило только царевне.

— Нет, а что мы-то? — возмутился в ответ Сэнар. И его наигранное негодование оказалось ярче и эмоциональней моей искренней злости. — Во всем виноват мой брат и его нерешительность!

— Преступная, — добавила Агнэ, не поднимая виновато склоненной головы.

— Да, преступная нерешительность, — эва с энтузиазмом принял поддержку племянницы. — К тебе ходит чаще, чем на совете бывает, а все еще не предупредил, что в жены берет.

— Агнэ, пригнись, — велела я, вытаскивая из-за спины подушку. Девочка не только пригнулась, она на всякий случай отошла подальше от своего дяди.

— Рагда… — попытался призвать меня к порядку Сэнар, но снаряд, пущенный моей нетвердой рукой, угодил ему в живот и заставил замолчать.