Как Петербург научился себя изучать - Эмили Д. Джонсон

областями, типы исследований, характерные как для профессионалов, так и для различных любителей. Подвергнутое поистине жестокой чистке в начале 1930-х годов, оно потеряло большую часть своего импульса к росту и превратилось в интеллектуальное захолустье. Оно дождалось своего возрождения лишь в постсталинские годы, и даже тогда посторонние часто относились к нему с определенной долей снисходительности из-за его неоднородной истории и ассоциаций с дилетантизмом. Отчасти по этой причине краеведению, как правило, уделялось меньше внимания, чем более устоявшимся дисциплинам, и оно регулировалось менее строго. В поздний советский период это стало удобным выходом для разного рода разочарованных интеллектуалов: ученые, заинтересованные в изучении культурного наследия, экологии или географии какой-либо части советской территории (определенного города, области или даже автономной республики), часто обнаруживали, что они могут сказать больше как краеведы, чем как историки, этнографы и географы. По крайней мере в некоторой степени эта область представляла собой форум для выражения антицентристских настроений, связующее звено в сопротивлении диктату Кремля и гегемонии официальных советских (в отличие от региональных) культурных моделей.

Освобожденное практически от всех внешних ограничений с приходом гласности и перестройки, краеведение пережило еще один ренессанс, захватив воображение широких слоев населения. Во многих районах Советского Союза в конце 1980-х и начале 1990-х годов изучение местной истории, культурных традиций и экологических проблем стало чрезвычайно модным. Издательства стремились опубликовать как старые, так и новые путеводители, в некоторых случаях выпуская книги тиражом более 100 000 экземпляров. Возникали новые общества охраны памятников культуры и учебные кружки, специализирующиеся на региональной истории, ветераны-краеведы стали признанными авторитетами и, в какой-то степени, местными знаменитостями. Они постоянно появлялись на телевидении и радио, в региональных газетах, входили в состав комитетов, которым было поручено определять судьбу памятников советской эпохи, играли важную роль в восстановлении дореволюционных топонимов во многих районах и разрабатывали образовательные программы для школ.

В самый ранний постсоветский период интерес к краеведению часто воспринимался как важный показатель либеральных политических взглядов. В своих научных работах и в презентациях, которые российские краеведы делали для средств массовой информации, они постоянно указывали на беспорядок, привнесенный старой советской системой экономической и политической централизации. Они документировали экологические катастрофы и разрушение архитектурных ансамблей, они боролись за возвращение забытых названий улиц и давно демонтированных памятников царской эпохи, они говорили о пренебрежении, которое партийные лидеры и правительственные чиновники часто проявляли к местным нуждам, традициям и устремлениям. В результате их часто считали (и во многих случаях они сами себя так воспринимали) решительными сторонниками либеральных реформ, введенных правительством Б. Н. Ельцина. Эта ситуация начала меняться в 1993 году, когда Ельцин приказал танкам стрелять по Белому дому, штаб-квартире российского парламента, убив, по официальным подсчетам, 144 человека. Во многих регионах политические активисты понимали большой конфликт, разразившийся в Москве между исполнительной и законодательной ветвями власти, как борьбу между центральным правительством и местными интересами и зловеще говорили о возвращении централизации в советском стиле. Новая конституция, которую администрация Ельцина протолкнула после трагедии в Белом доме, мало что сделала для успокоения таких опасений: она передала огромные полномочия в руки президента, ограничив прерогативы региональных представителей и чиновников по ряду важных аспектов.

На протяжении середины и конца 1990-х годов росла напряженность между центральным правительством в Москве и различными регионами. Враждебные передовицы заполняли газеты после особенно спорных президентских актов и кампаний. Критики утверждали, что Ельцин и его соратники проявляют столь же малую терпимость к местной инициативе, как и советские лидеры, и демонстрируют аналогичную склонность контролировать каждый шаг управляющих региональными делами. По мере обострения споров вокруг новой централизации краеведение, как и следовало ожидать, постепенно возобновило свою традиционную функцию форума для выражения оппозиционных по отношению к центральному правительству взглядов. Хотя некоторые самопровозглашенные краеведы придерживались «либеральной» позиции и защищали политику президента как необходимую для осуществления фундаментальных экономических и политических реформ, стали высказываться и противоположные мнения. На конференциях, посвященных региональным исследованиям, в путеводителях, написанных для российских читателей, в опубликованных сборниках статей и учебниках краеведы все чаще выражали беспокойство по поводу роли Москвы (то есть центра) в русской культуре. Они описывали проблемы и страдания, вызванные вмешательством москвичей в дела других городов и регионов в прошлом, они делали завуалированные намеки на нынешнюю борьбу за власть. Антицентристская риторика с особой регулярностью всплывала в исследованиях и обсуждениях истории культуры таких городов, как Санкт-Петербург и Новгород, которые когда-то соперничали с Москвой по влиянию и, по крайней мере по некоторым данным, в разные периоды подвергались террору со стороны агентов столицы. Грандиозная чистка Новгорода Иваном IV в XVI веке, отправка в лагеря и казни огромного числа местных жителей в обоих городах в сталинские годы, неспособность центра защитить западные районы Советского Союза во время Второй мировой войны свидетельствовали, по мнению некоторых исследователей, о постоянной ревности и нетерпимости Москвы по отношению ко всем бывшим и потенциальным соперникам[331].

По некоторым данным, в середине и конце 1990-х годов интерес к краеведению снизился: не так успешно продавались путеводители на русском языке и другие публикации по региональной истории и культуре, сократилась посещаемость собраний краеведческих организаций, уменьшился интерес к сохранению наследия прошлого и решению экологических проблем. Эти изменения наверняка стали результатом более масштабных процессов в российском обществе. Многие семьи располагали небольшим доходом и покупали меньше книг, изо всех сил пытаясь свести концы с концами. Россияне дольше работали и меньше времени тратили на чтение и социальную активность. Экономические потрясения и политическая коррупция привели к повсеместному отчаянию, когда, отдыхая от трудов, люди искали не только знаний, но и избавления от проблем. Резко улучшился доступ как к западной, так и к национальной популярной культуре, а социальные механизмы, которые в советский период поощряли практически всеобщий интерес к высокой культуре и научной деятельности, сломались. В результате массовое участие во многих самообразовательных начинаниях и добровольных культурных проектах сократилось: набор на общеобразовательные курсы для взрослых в большинстве крупных музеев снизился, учебные кружки при культурных центрах прекратили свое существование, продажи книг во многих академических областях уменьшились.

Поскольку аналогичные тенденции затронули широкий спектр других областей и культурных начинаний, снижение вовлеченности взрослых неспециалистов в региональные исследования, произошедшее в середине и конце 1990-х годов, вероятно, не следует воспринимать как признак того, что сама дисциплина претерпевала серьезный кризис. По многим другим показателям краеведение на протяжении последнего десятилетия продолжало процветать. Проходили конференции, регулярно появлялись новые публикации (хотя и небольшими тиражами), постепенно росли академические секции и центры, посвященные краеведению. Во многих городах, включая Санкт-Петербург, краеведение стало важным и обязательным компонентом учебной программы начальной и средней школы. Учащиеся получали не менее часа в неделю занятий по местной истории, географии и культуре. В некоторых регионах были открыты специализированные академии, в которых краеведение являлось основным направлением учебной программы. Учителя математики давали своим ученикам решать словесные задачи, основанные на географии и истории города, с вычислением возраста зданий, спроектированных разными архитекторами. На уроках русского языка учащиеся писали сочинения с обилием причастий о любимых памятниках или ставили знаки препинания на рабочих листах с текстами об особо примечательных местах или событиях. Учителя музыки рассказывали своим ученикам о местных ансамблях, учителя рисования выводили учеников на улицу делать эскизы фасадов известных зданий или изображать панорамные виды[332]. В Санкт-Петербурге учащиеся средних и старших классов как обычных, так и специализированных школ читали отрывки из ключевых произведений Бенуа, Курбатова, Анциферова и Столпянского. Для них регулярно публиковались антологии и учебники, содержащие фрагменты известных путеводителей, эссе и классических литературных описаний города[333].