Фальшивое счастье - Лина Эрали

— Как все-таки назовем? Ты столько думала, каждый день меняла решение, — улыбается мне.

— Роман, в честь моего папы.

— Роман Константинович Вересов — отлично звучит. Как ты себя чувствуешь? Врач сказал, что с тобой и Ромой все хорошо. Но…

— Со мной все хорошо. Скажи, чтобы ко мне пропустили Милу. Пусть придет ко мне после работы завтра.

Улыбка сползает, на лице Кости пролегает мрачная тень, а глаза потухают. Он порывисто обхватывает мое лицо, наклоняется ко мне и целует в губы, в то время, как мои щеки увлажняются от слез.

— Рита, не думай! Чувствуй! Ты же такая умница у меня. Ты же чувствуешь меня без слов. С тех пор, как ты стала моей, никого никогда не было и не будет. Только ты.

— Ты меня любишь? — вырывается, и я напряженно вглядываюсь в его лицо, чтобы не упустить ни одной эмоции.

— Больше жизни. Тебя и Рому, — отвечает без колебаний.

Все эти месяцы я так отчаянно ждала этих слов. Верила, что они подарят мне крылья, а сейчас… они вырывают сердце из груди.

— И я тебя, — выдавливаю кое-как. — Просто я немного дезориентирована. Дай мне время прийти в себя.

Костя согласно кивает в ответ, и я чуть ли не вою от боли, когда он вновь прижимается ко мне губами.

Кажется воздух стал попадать в легкие только, когда он покинул палату. При этом невыносимая тяжесть свалилась на мои плечи. Во что мне верить? Кому? Может ли увиденное перечеркнуть то, что было между нами за прошедшие месяцы. Мы вместе больше года, я должна была заметить хоть что-то подозрительное.

И последнее время между нами была такая идиллия. Господи, что мне делать?

Как обезумевшая не выпускала из рук сына, покачиваясь из стороны в сторону, сдерживая истеричный рев.

Рома проспал практически всю ночь, а я с трудом сомкнула глаза. Буквально заставила себя погрузиться в сон, понимая, что мне нужна трезвая голова и силы.

Проснувшись утром тут же встрепенулась, потому что кувез был пустой. Сердце ухнуло куда-то вниз, когда увидела Костю, он сидел на диванчике с Ромой на руках, и улыбался сыну.

Костя медленно поднимается, а я замираю, не дышу, в ужасе жду, что он двинется в сторону выхода вместе с Ромой, и настанет конец всему, но вместо этого, он продолжает улыбаться и идет ко мне.

— Как ты, моя девочка? Выспалась? — тепло и участливо вглядывается в мое лицо.

— Отдай, — тяну руки, кажется сойду с ума, если не почувствую Рому в своих объятиях. Костя хмурится, но выполняет мою просьбу. Сердце пропускает удар, а удушающий, как удавка страх наконец отступает.

Прижимаю Рому к груди, начинаю кормить его.

Это такое удивительное чувство, даже сумбур в голове незаметно отходит на второй план. Вздрагиваю, когда чувствую, как Костя обойдя мою койку с другой стороны, садится, прижимается ко мне и обнимает. Водит носом по волосам, втягивает их запах, как делал всегда в последнее время.

— Рита, ты можешь задать мне любые вопросы, я отвечу на все. Только не додумывай ничего сама. Мы долго шли к тому, что имеем. То что произошло в офисе лишь нелепое стечение обстоятельств. Настоящее только то, что есть между нами.

— Да, у меня есть вопросы. Но я не готова их задать. Мне нужно все обдумать.

— Что именно? — чувствую, как он напрягается всем телом, даже хватка на моих плечах усиливается.

— Подумать, как сформулировать эти вопросы.

— Просто спроси. Не надо ничего усложнять.

— Я не готова. Боюсь ты начнешь жонглировать словами, а я сейчас и так на взводе.

— Хорошо, через два дня вас выписывают. Дома мы поговорим. И все будет, как прежде, даже лучше. Посмотри на меня, — требует привычном тоном.

Мне хочется закричать, и прогнать его прочь, но сдерживаю себя только ради Ромы. Не хочу пугать кроху, который только родился и попал в этот жестокий мир. Упрямо мотаю головой.

— Рита, — повторяет он, мне ничего не остается, как смириться и послушаться. Встречаюсь с его глазами, которые по обыкновению давят своей энергетикой и превосходством, — скажи это!

— Люблю тебя, — шепчу и не вру ни капли, но сейчас моя любовь и ненависть идут рука об руку. И не могу сказать, что я чувствую сильнее. В ответ он уткнулся в мой лоб своим.

— Помни об этом, когда бредовые мысли будут посещать твою прекрасную головку, моя девочка.

Он целует меня, несмотря на то, что уворачиваюсь и протестующе мычу. Захватывает мои скулы пальцами и продолжает целовать. В этом поцелуе столько всего. Ласка, уговоры, непреклонность.

Костя уезжает через полчаса. Все это время он не спускал с рук Рому, глядя на него, как на сокровище, вновь и вновь поднимая на меня проникновенный взгляд.

Костя хорош во многих вещах, но вряд ли он настолько талантливый актер. Но слова той журналистки логично укладываются в рамках той картины, что открылась передо мной в его кабинете.

Теперь я мать и не имею права на беспечность. Я не могу уповать на его порядочность и надеяться на лучшее. Мне нужно обезопасить себя и убедиться, что мы семья, что я действительно его жена, а не инкубатор.

После обеда пришла Мила и не одна. С ней был Миша. Мою палату украшал букет из розовых роз и воздушные шары. Все это Костя организовал пока я спала. Глядя на это безумие подруга восторженно ахнула, а Миша небрежно помахал скромным букетом из герберов.

— Они чудесные, спасибо!

— Да, мне сказали, что не все цветы можно приносить в роддом. Эти вроде в списке одобренных специалистами, — улыбнулся Миша.

Мы немного поговорили, ребята старались не утомлять меня расспросами, видимо мой усталый вид говорил сам за себя. Когда они поднялись, собираясь прощаться, Мила прошлась по мне испытующим взглядом.

— Что-то случилось? — скорее утверждала, чем спросила. — И это точно не послеродовая депрессия.

Я кивнула и разрыдалась, не в силах больше держаться и улыбаться. И все же неуверенно покосилась на Мишу.

— Мне выйти? — нахмурился он.

— Нет, мне нужен твой совет, как юриста и друга.

****

Через два дня из роддома меня забирал Костя. С ним был его отец Олег Сергеевич, Лиля и даже Паша, а еще Мила, Николай с женой, Василий и Карим, где-то сбоку топтался Миша, не отрывая телефон от уха.

Дома нас ждал праздничный стол. Я поднялась в детскую, чтобы проверить Рому. Он спал крепким и безмятежным сном. Не хотелось оставлять его одного и вообще уходить. Я сама дышала