Хит - Тара Мосс

— Выходи. Медленно, — прозвучал короткий приказ.

Этот голос. Он был такой низкий и безучастный. Уорвику показалось, что он уже однажды слышал его.

Уорвик сделал то, что ему было велено. Он вышел из машины с поднятыми руками, не оставляя попыток разжалобить мужчину.

— Я сделаю все, что ты скажешь, можешь не сомневаться. Все, что захочешь…

Мужчина тоже вышел из машины, по-прежнему держа Уорвика на мушке. Когда он выпрямился во весь рост, Уорвик с ужасом заметил, что он ниже человека с пистолетом на целую голову. Перед ним был настоящий великан. Высокорослый и массивный мужчина.

О, господи…

Но было в нем что-то знакомое — теперь не только голос. Даже в полумраке Уорвику показалось, что он узнал этого человека.

— Эй… это ты?

В темноте промелькнула улыбка — белозубая, но странная. Было в ней что-то неестественное. Уорвик старательно напрягал зрение и, когда глаза привыкли к темноте, увидел, что и лицо у мужчины странное.

Лютер?

— Лютер, это ты, дружище?

Медленный кивок.

— Господи, старик, ты меня напугал! Как ты, черт возьми? — Сколько же лет он не видел Лютера — лет десять, не меньше?

— Ничего личного, — осадил его Лютер.

Уорвик так сосредоточился на глушителе, что не заметил предмет, который Лютер держал в другой руке. Это была монтировка. Она полетела в него с такой скоростью, что одним ударом едва не снесла ему голову. Уорвик закричал.

Теперь он знал, что умрет.

— Нет, Лютер, нет!

Последовал новый удар монтировкой, на этот раз он пришелся прямо в челюсть. Уорвик едва не потерял сознание.

— Остановись, прошу! Остановись!

Лютер Хэнд повалил Уорвика на землю и продолжил добивать уже ногами. Его бутсы были подбиты стальными шипами, и каждый удар отдавался в теле Уорвика невыносимой болью. Уорвик потерял счет времени и чувствовал, что теряет сознание. Он больше ни о чем не просил, не умолял. Он едва мог говорить и даже двигаться.

Наконец избиение прекратилось.

— Залезай в багажник.

— Что? — Уорвик зашевелил опухшими губами, но вырвался лишь хрип.

— ЗАЛЕЗАЙ В БАГАЖНИК.

Уорвик попытался приподняться, но не смог. Он хотел выполнить все, что прикажет Лютер. Лютер избил его, и появилась надежда, что он не станет его убивать. Он же не выстрелил. Должно быть, Лютер просто хотел преподать ему урок, чтобы он оставил Каванагов в покое. Каванагов или кого-то еще, кому он перешел дорогу. Да, конечно, он оставит всех в покое, и больше никто и никогда не подошлет к нему Лютера. Он, Уорвик, исчезнет из города. Пошлет Мэдлин открытку, и когда-нибудь она приедет к нему. Может, он отправится в Дарвин. Или в Перт. Уедет как можно дальше от Сиднея и уже никогда не вернется назад.

Уорвик пополз по шершавому асфальту к машине. Лютер безмолвно наблюдал за ним.

Он уже открыл багажник.

Уорвик не смог подняться и самостоятельно забраться в багажник. Он почти не сомневался, что у него сломана нога. И одна рука.

Лютер нагнулся и резко поднял с земли свою жертву. Дикая боль пронзила изувеченные конечности Уорвика. Он не смог сдержать крика; кровь, вперемешку со слезами и слюной, стекала по его лицу.

Его затолкали в багажник. Уорвику удалось приоткрыть опухшие веки, и он увидел прямо над собой мощную фигуру Лютера. Над ними горел уличный фонарь, так что казалось, будто голову Лютера окружает слабое свечение наподобие нимба.

— Я… — начал было Уорвик, но не смог произнести ничего членораздельного.

Лютер резко хлопнул крышкой багажника, оставляя его в темноте. Уорвик испытал облегчение.

Все кончено. Слава богу, все кончено.

Когда он выберется из багажника, он тотчас покинет Сидней навсегда.

Вскоре дрожь начала утихать, и Уорвик в полной мере ощутил всю серьезность нанесенных ему ран: похоже, его едва не забили до смерти. Ему совсем не хотелось умирать от потери крови; он надеялся, что кто-нибудь найдет его, прежде чем это случится. Ему понадобится хороший хирург — только профессионал сможет привести в порядок его лицо. Нос был сломан, глаза почти не открывались.

И тут Уорвик снова почувствовал запах бензина — как тогда, когда он садился в машину. На этот раз запах был сильнее. Что-то капнуло ему на лицо и обожгло. Уорвик не мог понять, в чем дело.

Он прозрел, лишь почувствовав нестерпимый жар. В щели багажника сочился дым. Уорвик принялся ударять в крышку багажника, кричать, визжать, кашлять, брыкаться, но все было бесполезно, и он это знал.

Это был не урок.

Это была казнь.

— Я приготовила тебе комнату. Проходи и устраивайся.

— Спасибо. — Мак вошла в спальню. К счастью, Лулу была занята своим бойфрендом, а Ослик в коматозном состоянии застыл перед телевизором, так что можно было не опасаться щекотливых разговоров. Мак подумала о том, что Лулу, наверное, было невдомек, насколько неловко она себя чувствовала.

Скромная гостевая спальня была временно превращена в комнату релаксации: горели свечи, на полу был расстелен мат для занятий йогой, рядом лежала стопка полотенец. Багажную сумку Мак затолкали в угол.

Она глубоко вздохнула.

— Так ты профессионально занимался массажем? — обратилась Мак к Буги.

— Да, это одно из моих многочисленных ремесел, — он тихо рассмеялся. — Я почти два года работал массажистом. — Буги жестом указал ей на мат: — Тебе будет удобно лежать на нем?

— Конечно. — Мак опустилась на колени, раздумывая, что делать с одеждой. — Тебе нравилась эта работа?

— Да. Это так здорово, когда делаешь людям приятное. Я до сих пор время от времени практикую массаж и получаю от этого удовольствие.

— Никогда еще не встречала человека, который совмещал бы в себе таланты музыканта, массажиста и гробовщика, — призналась Мак.

— Наверное, я еще в поиске своего призвания.

Повисло неловкое молчание, пока Мак стягивала с себя свитер и ложилась на живот. Она вдруг вспомнила, что успела лишь отправить Энди текстовое сообщение, интересуясь, как он долетел до Вирджинии. Позвонить Мак так и не удосужилась. Ей стало немного стыдно. Впрочем, и Эдди тоже не позвонил по прилете.

Энди, не пропадай надолго.

— Это очень любезно с твоей стороны. Хотя вовсе не обязательно идти на поводу у Лулу, — сказала Мак, устроившись на мате.

— Нет, я с удовольствием. Если только тебя это не смущает.

— Нисколько, — солгала она. Против массажа она не возражала, но это не означало, что ей было уютно.