На задворках империи - Виктор Иванович Носатов

поэтому необходимо объединить все причастные к разведке структуры в единый организм. Это будет не просто орган военной разведки, а общегосударственная разведывательная и контрразведывательная военно-политическая структура, в которой будут работать не только офицеры Генштаба, но и штатские, прекрасно знающие заграницу и иностранные языки, представители делового мира, а также сотрудники дипломатической службы. С нынешним составом сотрудников, треть из которых отставные военные, я не смогу выполнить и половины поставленных императором задач. Что же мне в этом случае делать?

– Ну, это уже ваша забота, господин майор, у меня своих дел, связанных с подготовкой нового мобилизационного плана, хватает.

– Я хотя бы могу надеяться на то, что с моими предложениями по реорганизации военной разведки ознакомится император? – спросил Николаи.

– Говорят, что надежда умирает последней, – неопределенно промолвил генерал, – но предупреждаю: прежде чем направлять ваш план кайзеру, я осмелюсь высказать свои возражения по поводу объединения всей системы разведывательных органов в армии и стране в единую структуру, с особыми правами и полномочиями. Такими правами, насколько я знаю, не обладает ни одна разведка мира.

– Я и хочу, чтобы немецкая разведка была самой эффективной спецслужбой в мире, – стоял на своем Николаи. – Для этого необходимо сформировать в управлении как минимум шесть отделов, которые смогут напрямую заниматься агентурной работой, контрразведкой, прессой и политической работой в армии, отделения по организации работы и связи с нашими иностранными военными атташе, а также по наблюдению за иностранными посольствами в Берлине. В современных условиях просто необходимо и создание специального бюро по сбору материалов об антимонархистской пропаганде, которое будет заниматься перлюстрацией переписки наших соотечественников с заграницей. Кроме этого, необходимо создать отдел пропагандистской деятельности, в котором будет находиться военное ведомство печати, с отделениями по делам отечественной печати, по делам иностранной печати и департамент цензуры. Только таким образом управление сможет обеспечить контроль за прессой в военное время, а также производить разведывательную обработку материалов иностранной печати, цензуру газетной информации и пропаганду за границей. Я хочу создать организацию самостоятельного действия: способный, строгий и наблюдательный орган с привлечением ученых, промышленников, экономистов для создания «копилки знаний», своеобразной энциклопедии по всем вопросам, прибегая в случае необходимости к помощи этих советников. В лаборатории, которая должна входить в состав управления, будут работать химики, физики и математики. Одни будут трудиться в области новейших средств связи, другие будут привлечены к работе криптографической службы и станут заниматься созданием шифров и кодов, равно как и дешифровкой перехваченной корреспонденции противника…

– Я знаю, что вы человек упорный, – явно устав выслушивать прожекты новоиспеченного шефа военной разведки, устало промолвил генерал, – и потому твердо обещаю вам, что сегодня же отправлю ваш план со своими пометками Его Величеству. А пока ваши предложения будут находиться в канцелярии двора Его императорского величества, я рекомендую вам ознакомиться с положением дел на территории нашего главного противника во Франции, прежде чем ее границы для вас закроются навсегда. Больше я вас не задерживаю!

– Яволь, господин генерал! – бодро воскликнул майор Николаи и, встав по стойке «смирно», вытянул руки по швам, чем вызвал у Людендорфа искреннее недоумение.

Прибыв в Париж, майор Николаи разместился в ничем не примечательном, третьеразрядном отеле. Первое время он, путешествуя по узким улочкам парижского центра, не обнаруживал никакой слежки, только ловил на себе сдержанно-негодующие взгляды парижан, ненавидящих все немецкое после захвата Германией Эльзаса и Лотарингии. Но как только майор, согласно предписанию французских властей об обязательной прописке германских офицеров, пребывающих в стране, отметился в окружном бюро, он сразу же ощутил такое внимание властей, которого даже приблизительно не оказывали в Германии иностранным офицерам. Звание офицера Генерального штаба еще более усилило это внимание. При этом власти не переставали быть изысканно вежливыми.

Узнав из афиш, что в Театре на Елисейских Полях труппа Мариинского театра из Петербурга представляет премьеру балета «Весна священная», Николаи загорелся желанием там побывать. Несмотря на то что Россия для него уже постепенно и неотвратимо начинала обретать образ врага, он продолжал интересоваться искусством этой не полностью понятой им, но далеко не варварской страны. С особым удовольствием вспоминал Венский балет и прелестную балерину Кшесинскую, Петербургские театральные сезоны в бытность его в России и, конечно же, никак не мог упустить возможности посмотреть выступление всемирно известного дягилевского балета.

Перед началом действа на сцену неожиданно выскочил невзрачного вида субъект в пенсне и во фрачной паре и, указывая на Николаи, хриплым голосом выкрикнул:

– Nos frères et sœurs en Alsace et en Lorraine, des gémissements sous le joug détesté les envahisseurs germaniques, et nous увеселяем à Paris germaniques d’officiers et de leurs maîtresses. Ils préparent des soldats et des canons, pour saisir toute notre pénibles France…[14]

Внезапно возникшему оратору не дали договорить. Из оркестровой ямы показались руки, а затем недовольное лицо полицейского, который, ухватив возмутителя спокойствия за фалды фрака, резко потянул на себя, и тот с грохотом исчез в глубине ямы.

Соседка справа, только что с интересом рассматривавшая публику в лорнет, с ужасом отшатнулась от него, словно увидела прокаженного, а сидящий с другой стороны балетоман, только что внимательно рассматривавший программку, резко вскочил и торопливо удалился.

Послышался резкий свист, крики зрителей, недовольных действием полицейского. Поднявшийся шум заглушал оркестр, и танцоры с трудом слыша музыку, то и дело срывались в своих изумительных прыжках. В оркестровую яму полетели кем-то заранее припасенные картофелины и яйца. Часть зрителей ринулась к сцене.

«Явно затевается провокация, – встревоженно подумал Николаи, – и в этом неожиданном спектакле больше всех могу пострадать я». И он, не дожидаясь развития событий, заторопился на выход. Только увидев, что его никто не преследует, он остановился в глухом переулке, чтобы перевести дыхание.

Немного успокоившись, майор, прежде чем начать движение к своему отелю, случайно выронил перчатку и, поднимая ее, из-под руки оглянулся назад. В нескольких десятках метров от него, прислонившись к стене обшарпанного каменного строения, делал вид, что рассматривает старинные колонны дома, не кто иной, как уже знакомый ему «балетоман».

«Так это агент французской полиции, – догадался Николаи, – только куда он сбежал? Наверное, к начальству, за инструкциями, что делать, если недружественные парижане захотят попортить мне шкуру. Вмешиваться или не вмешиваться? Он явно не слишком хорошего мнения о немецких офицерах, если думал, что я самостоятельно не выпутаюсь из этого дела».

Как потом выяснилось, власти негласно поддерживали такие патриотические митинги не только в театрах и синематографе, но и в других общественных местах. Это и понятно, ведь в отличие от русских французы никогда не таили своей ненависти к немцам и к немецким офицерам особенно. Это Николаи заметил не только